Я, Юлия - Сантьяго Постегильо
Коммод попятился. На миг его обуял страх: он один против гиганта Нарцисса… Но он вспомнил, что всегда одерживал верх над Нарциссом в учебных боях. Он остановился и выпрямился, готовый к схватке с противником.
Нарцисс неистово ринулся на Коммода, сразу же повалил его на землю и поставил колено на грудь. Затем схватил императора, еще час назад всемогущего, за горло и принялся душить. Тот попытался стряхнуть его с себя, но это было совершенно невозможно.
Что случилось?
Он ничего не понимал.
Ведь он побеждал Нарцисса раз за разом!
Действие яда? Выходит, териак проклятого Галена на самом деле бесполезен?
У Коммода никак не укладывалось в голове, что до этого дня Нарцисс попросту поддавался ему, а теперь дрался с ожесточением человека, чья жизнь стоит на кону. Борец знал, что, если император останется в живых, сам он будет казнен первым.
Если бы Коммод был настоящим гладиатором, он нашел бы чем ответить противнику – обхватил бы его руками за шею или даже попробовал выдавить ему глаза: так сделал несколькими годами ранее, в этом самом дворце, Домициан, когда заговорщики хотели его убить.
Но Коммод не был борцом – лишь считал себя таковым: выдумка, ложь, в которую поверил он сам. Он прикончил бесчисленное множество зверей, издали пуская в них стрелы, не приближаясь к ним. Он лишил жизни несколько сотен, тысячи одурманенных калек, лишившихся на войне какой-нибудь части тела, и несчастных, которых выпускали на арену со связанными руками. Нарцисс же был подлинным бойцом, к тому же находился в расцвете сил. Он не принимал дурманящих веществ, и руки его были полностью свободны. С каждой секундой он все сильнее сдавливал горло императора.
Коммод сучил ногами, как ребенок.
Нарцисс душил и душил его, не думая останавливаться.
Глаза императора вылезли из орбит, рот искривился и приоткрылся, высунулся длинный язык, покрытый слюной.
Префект претория встал на одно колено рядом с Нарциссом и распростертым на земле императором, после чего стал внимательно рассматривать лицо Коммода, искаженное болью. Мертв или нет?
– Продолжай, – велел он Нарциссу.
Голос Квинта Эмилия был ледяным.
Борец не отнимал пальцев от горла, но теперь почти не встречал сопротивления: кажется, он наконец-то удавил Коммода. Руки императора, до того цеплявшиеся за запястья Нарцисса, упали по обе стороны от тела – так сухие листья осенью падают рядом с деревом.
Нарцисс стал подниматься на ноги.
– Нет-нет. Не отпускай его, – настаивал Квинт Эмилий, не двигаясь с места.
Борец повиновался и еще долго сжимал горло Коммода.
Все, кто был в атриуме, казалось, застыли, наподобие изваяний.
– Думаю, он мертв, – произнес наконец Нарцисс, у которого уже онемели пальцы.
Квинт Эмилий кивнул и медленно встал, не отводя глаз от бездыханного тела Коммода.
– Позовите императорского врача, – распорядился он. Один из трибунов отправился на поиски Галена.
Эклект подошел к Квинту Эмилию сзади.
– Зачем нам лекарь? – спросил он.
– Пусть сведущий человек подтвердит, что император безусловно мертв.
Пока ждали Галена, никто не обмолвился ни словом. Врач, как обычно, сидел в императорской библиотеке, имевшей жалкий вид после пожара. Он перебирал обгоревшие свитки, разыскивая свои сочинения, большая часть которых сгорела. Библиотека располагалась всего в нескольких сотнях шагов от атриума, и те, кто собрался в нем, надеялись, что ожидание будет недолгим.
А пока что Марция сама налила себе вино – рабов не было – и жадно выпила. Последний кубок перед смертью – или первый в новой, свободной жизни? Она не знала. Как бы то ни было, напиток, употребленный перед телом Коммода, показался восхитительным на вкус. И все же краем глаза Марция поглядывала на распростертого императора – вдруг он шевельнется?
Все смотрели на него, и всех сковывал страх.
– Вот он, – раздался голос трибуна, приведшего врача. Гален медленно вошел в атриум, всматриваясь в напряженные лица гвардейцев. Затем приблизился к телу. Судя по тому, как с ним разговаривал трибун в библиотеке, случилось что-то серьезное, очень серьезное.
– Что с ним? – спросил он.
Никто не осмелился дать ответ. Гален повернулся к Квинту Эмилию, самому высокопоставленному лицу из всех присутствующих. Но префект претория тоже молчал.
Гален не сразу понял, что произошло. Он все еще не отошел от удара: его трактат о лекарственных средствах, труд всей жизни, погиб в пожаре! Сохранились лишь немногие отрывки. Потребуются годы, чтобы восстановить утраченное… Но сейчас надо было сосредоточиться на том, что он видел перед собой, и оставить скорбь по сгоревшим книгам до более подходящего случая.
Император распростерся позади Квинта Эмилия. Рядом с телом были следы рвоты. Врач не удивился: этого следовало ожидать. Склонившись над покойником, он увидел на его шее длинные красные отметины. После этого никаких объяснений уже не требовалось. Старый врач понял, что яда оказалось недостаточно и Квинт Эмилий решил прибегнуть к более надежному средству. Закономерный итог для сына Марка Аврелия. В свое время Гален искренне скорбел по императору-философу, который не только был мудрым правителем, но и помогал ему в исследованиях – насколько мог, конечно… впрочем, сейчас не стоило к этому возвращаться. Коммод с самого начала был полубезумцем: все начиналось с капризов и непослушания, а закончилось массовыми убийствами. Он никогда не нравился Галену. Вот расплата за жизнь, которую он вел, подумал лекарь.
Но он отвлекся… Медленно выдохнув, Гален вернулся к действительности. Надо было убедиться, что этому недостойному существу пришел конец. По-прежнему стоя на коленях, он согнулся еще сильнее, и его голова оказалась совсем рядом с лицом императора. С годами совершать эти привычные движения становилось все труднее. Гален ощупал руки, потрогал шею кончиками пальцев и наконец почти что коснулся щекой носа.
Марция с силой сжала пустой кубок. Квинт Эмилий затаил дыхание.
Гален посмотрел на него:
– Кто-нибудь из твоих людей поможет мне подняться?
По знаку начальника один из преторианцев подошел и взял Галена под мышки. Тот кое-как встал.
– Он мертв, – заключил Гален. – Полагаю, для этого меня и позвали.
Квинт Эмилий заморгал. Неужели все так просто? Все закончилось – после стольких месяцев, нет, стольких лет, наполненных ужасом и безумием?
– Ты уверен? – спросил он.
Галену не понравилось, что в его познаниях сомневаются.
– Превосходнейший муж, тебе ведомо все, что касается преторианцев и императоров, мне же – все, что касается живых и мертвых. Император Коммод мертв. Окончательно мертв. Ради всех богов, не стоило сжимать ему горло с такой силой!
Врач отряхнул пыль, приставшую к тунике, и пошел прочь, назад в библиотеку. Его
