Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

Мой отряд стоит метрах в ста позади и настолько же левее нашего левого фланга. Как зрители в цирке, мы наблюдаем бой, реальный, без постановок, чувствуем мощный эмоциональный выброс оттуда. От него начинается мандраж, который хочется прекратить, вклинившись в свалку. Ожидание тяжелее драки. Оно изматывает так, что щемит в паху и пересыхает во рту. При этом постоянно хочется сплюнуть, а нечем.
Удар вражеской конницы оказался результативным Они смяли передние ряды и начали сдвигать следующие. В какой-то момент наша пехота прогнулась. Появились первые слабаки, рванувшие в сторону нашего лагеря. Еще немного — и побежит весь левый фланг.
Я молча поднимаю правую руку с пикой, которую держу горизонтально, и делаю отмашку вперед: поехали. Направляюсь не на острие вражеского клина, который уже почти прорвал пехотный строй, а во фланг ему и примерно в середину. На ста с лишним метрах сильно не разгонишься, но мы все-таки здорово вклиниваемся во вражеские порядки. У нас преимущество — враги левым боком к нам, то есть, пока не развернутся, эффективно могут только закрываться щитом, а копьем действовать труднее. Я пробиваю пикой кольчугу на левом боку у подмышки зазевавшегося вражеского всадника. Затем колю в лицо его соседа, который успевает поднять щит. Наконечник скользит по дереву и железной верхней кромке. Мне кажется, что в этой жуткой какофонии все-таки вычленяю скрежет металла по металлу, который карябает, бесит. Вторым ударом пробиваю в районе левого уха кольчужную бармицу, свисавшую с нижнего края простенького полусферического шлема, склепанного из четырех частей и обмотанного белой материей. Тут же получаю удар копьем в свой правый бок. Доспех из будущего выдерживает его. Колю в ответ в плоское круглое лицо обидчика, пожилого воина, повидавшего на своем веку, который ошарашен неудачей, ведь удар был смертельный, вареная кожа не должна была выдержать. Тут же проталкиваю коня вперед ударом шпор и дотягиваюсь до следующего, врага, который пытается развернуть своего в мою сторону. Первым ударом поражаю в незащищенное колено. Наверное, боль жуткая. Он инстинктивно опускает щит, чтобы не получить в то же место еще раз — и трехгранный острый наконечник пики легко рвет его кольчугу в верхней левой части груди, влезает в тело до крестовины. Раненый пытается поднять щит и падает вправо. Я вгоняю пику в спину находившегося перед ним, запросто пробив льняную накидку и кольчугу из крупных стальных колец, которые замечаю в прорехе, когда выдергиваю наконечник. Успеваю зафиксировать, как рядом с ней начинает краснеть желтовато-белая ткань, пропитываясь кровью. Опять толкаю коня вперед и поражаю сперва того, кто справа от меня из неудобной позиции пытается попасть копьем в мою грудь, потом того, что передо мной и сразу в спину находившегося левее. Приходится привстать на стременах и наклониться, чтобы дотянуться до него.
Мой конь, как-то по-волчьи вгрызается в круп оставшегося без седока, вороного жеребца, в которого уперся. Тот лягнул дважды, отгоняя напирающего на него сзади, который тоже налегке. Побитый конь жалобно ржет и шарахается вправо и назад, где вдруг образовалось свободное пространство. Следом за ним туда устремляются другие лошади, оставшиеся без наездника, а за ними, развернувшись, скачут и всадники. Я нагоняю двоих, всаживаю им пику в спину. После чего выпадаю из сутолоки и останавливаюсь. Гоняться за удирающими врагами нет ни сил, ни желания. Мне до задницы, сколько человек погибнет с обеих сторон. Мое дело взять богатые трофеи, а это значит, что надо остаться там, где они есть. Иначе быстро растащат хитрозадые трусы из задних шеренг. Втолковал это и своим воинам, которые, за редким исключением, тоже остались на месте боя, не присоединились к конным лучникам, которые, вырвавшись из-за пехотной фаланги, начали преследование врага. Боевой конь, шлем, меч или кольчуга — это доход ремесленника за год, а то и не один. Достанутся они не тому, что убил их предыдущего хозяина, а тому, кто первый наложит лапу и сумеет отстоять свое право на трофей.
Я жду, когда рядом пробегут пехотинцы, помчавшиеся к вражескому лагерю, где, как они надеются, будет богатая добыча, и приказываю своим подчиненным:
— Приступайте!
Заранее было договорено, что молодые и шустрые спешатся и займутся сбором кольчуг, шлемов и дорогого оружия, а те, кто постарше, отловят бесхозных лошадей и отгонят любителей халявы. Потом все поделим поровну. Я, сняв шлем и повесив его на переднюю луку, контролировал оба процесса, разъезжая по условной линии, отделявшей зону, где сражался мой отряд. Всё, что от нее к центру, могут обирать набежавшие из обоза. Вот кто, не рискуя, хапнет много. Ветер, пробегающий по моим мокрым от пота волосам, казался прохладным.
Салах ад-Дин наблюдал за сражением с вершины склона. Все его заслуги — привел сюда армию, назначил, кто чем будет командовать и где располагаться и отдал приказ двигаться на врага. За это он будет объявлен победителем. Если сравнивать с шахматами, кто правильно расставил фигуры, тот и выиграл. Сейчас он медленно спускался к нам на красивом соловом — золотистом с белой гривой и хвостом — жеребце. За ним плотной толпой едет свита. Они тоже победители. Даже завидую, представив, какие они будут рассказывать истории о своих подвигах во время этого сражения.
Я еду навстречу султану, чтобы отвлечь его внимание. Кто его знает, как он прореагирует на то, что мои воины не преследуют врага, и занимаются сбором трофеев. В оправдание скажу, что деньги нам не платят, а расходов много. Салах ад-Дин останавливает коня, ждет, когда я приближусь.
— Поздравляю тебя с великой победой! — произнес я на фарси.
— Она состоялась и благодаря твоему отряду. Ты вовремя ударил во фланг Гёкбери (Синий волк), — похвалил он в ответ.
Я понятия не имел, кто скрывался под этим погонялом. Это проигравший враг теперь должен знать, кого ему опасаться.
— Значит, в Александрии ты принял мудрое решение, взяв мой отряд на службу, — подкрался я незаметно и лизнул.
Султан самодовольно улыбнулся и поехал дальше, к вражескому лагерю, где полным ходом шел грабеж. Как мне рассказали, Салаху ад-Дину очень нравится, когда его называют мудрым и праведным правителем. У него очень хорошее образование по нынешним меркам. Мог бы стать улемом. На Востоке духовных лидеров уважают больше, чем светских. Иногда первые блокируют приказы вторых или заставляют делать то, что правители не хотят.
Теперь к нам будут относиться с большим уважением. Франки и так славятся безрассудной отвагой, и