Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
Ирен вовсе не была дурой, что бы некоторые ни говорили. Она просто чувствовала. У нее была эта способность – если хотите, дар – улавливать предзнаменования. Случайностей не бывает. Никогда. Небо отправляет нам таинственные подсказки, но разгадать их могут лишь те, чей ум открыт.
Знаки судьбы.
Как иначе назвать те камушки, которые провидение в охотку разбрасывает на нашем пути? Ирен не станет перечислять все вешки, значение которых разгадала за много лет, – список получился бы слишком длинным, и это личные подробности, интересные только ей самой, – но она выбрала бы три, которые оставили отметину на ее судьбе и предупредили о том, что случится. Когда в августе четырнадцатого отца мобилизовали, она сразу почувствовала, что дело плохо, а ведь ей тогда было всего девять, семья жила в Эпине, южном предместье Парижа, недалеко от берега Иветт. Наутро после отъезда отца, открыв дверь, она увидела перед ковриком лужу крови. Никто так и не узнал, откуда эта кровь взялась и чья она – то ли раненого животного, то ли человека, или же просто кто-то дурно пошутил. И ее мать Вивиан, и сестры ломали голову, задавали тысячу вопросов и строили тысячу пустых предположений. Ирен потрясла эта зловещая жидкость, Наверное, это папа, он скоро умрет. Вивиан, женщина суровая, отвесила дочери оплеуху, едва не своротив ей голову. Однако несколько недель спустя получила недоброе письмо, сообщающее о смерти мужа в битве на Марне.
Следующий достойный упоминания намек имел место в двадцать втором году, когда Ирен уже исполнилось семнадцать. Во время семейного обеда дядя, брат матери, изуродованный на войне, показал Вивиан две фотографии веселого заведеньица, где он до войны работал поваром, и сказал, Как же мы тогда были счастливы, дай бог каждому такое испытать. Ирен внимательно рассмотрела снимки, и ее поразило полнейшее счастье, которое исходило от них, Вот там мне хочется работать. Дядя ответил, Ты еще слишком молода, Феликс нанимает только опытных официанток, работа тяжелая.
Чем дело кончилось – известно.
Третье предзнаменование, которое Ирен любила вспоминать, случилось уже у Феликса несколько недель назад. К концу воскресной смены персонал вымотался, не было времени присесть с самого полудня. У Ирен – может, потому, что она была самой молоденькой из официанток, – силы еще оставались, и она сказала Симоне, Ты устала, отдохни, я сама занесу стулья. Что она и сделала. И вот, складывая стулья стопкой, она уронила на землю газету, забытую посетительницей. Это оказался «Киножурнал», который она читала каждый месяц, но последний не успела купить, – особенно ей нравились подробные описания фильмов и сплетни о звездах. Просто чтобы немного помечтать. И кто же красовался на обложке этого номера? Конечно, Рудольф Валентино. То ли от радости, что ей перепал бесплатный журнал, то ли под действием образа пылкой кинозвезды, – так или иначе, Ирен поцеловала фотографию Валентино. Четыре раза. Звонко. Все услышали и посмеялись.
Без комментариев.
* * *
Темно-синей ночью фонарь освещал вход в большое кирпичное здание на авеню Генерала Гальени. Жорж толкнул калитку в кованой ограде и пропустил Ирен в огромный мощеный внутренний двор, где смутные силуэты перетаскивали высокие расписные панели и мебель, Вот мои владения, тут работают двадцать четыре часа в сутки. Это студия «Пате»[4]. Если хочется найти более красивую и современную, чем в Жуанвиле, придется ехать в Америку. В день можно снимать семь фильмов сразу, потому что здесь семь павильонов размером с вокзал, но такого пока не случалось, еще тут семьдесят гримерок для звезд, по десять на павильон, под павильонами – бассейны для водных сцен, ночью накануне съемок в мастерских строят декорации, изготавливают бутафорию, мебель, костюмы, их у нас тридцать тысяч, мы все делаем прямо на месте. Здесь настоящий городок со своей электростанцией, гаражом, столовой, яслями, медпунктом. На нас работают лучшие режиссеры: Ганс, Фейдер, Дювивье. Жорж взял Ирен за руку и повел к павильону номер шесть высотой с шестиэтажное здание, где дюжина рабочих собирала элементы декорации: балдахины, гипсовые лепные колонны и зеркала роскошного ночного клуба, развешенные над красными диванами; грузчики таскали столы и обитые тканью стулья, ожидающие своей очереди на огромных моторизованных тележках. На колосниках Ирен увидела нагромождение балок, мостиков, кабелей и прожекторов, которые электрики переставляли на штанкеты. Человек в синем рабочем комбинезоне окликнул их, Эй, Жорж, пришел поработать?
– Нет уж, я в дневной смене. Провожу экскурсию для мадемуазель.
Пока Жорж переговаривался с коллегой, Ирен наступила на что-то твердое, наклонилась и подобрала позолоченный наперсток. Она еще не понимала, знак ли это судьбы, но положила наперсток в карман. На всякий случай. Внимательно посмотрела на Жоржа, Вы не актер?
– Нет, что ты. Я плотник. Меня нанимают на фильм, минимум двенадцать съемочных дней плюс подготовка и демонтаж. Работы выше головы. Днем тут настоящий улей. Ну, как тебе?
– Все такое громадное.
– Если хочешь, можешь прийти посмотреть на съемки. – Жорж указал на стойку для костюмов и смокингов и на другую с четырьмя вечерними платьями. – Сейчас снимают «Вечного жида», большой проект с Андре Марнеем и Антоненом Арто. Фильм должен идти больше пяти часов, его покажут несколькими частями. Это платья для Джинн Хельблинг.
Ирен погладила шелка и кружева, Какая красота. Жорж положил руку ей на плечо, Валентино послал ей улыбку, придвинулся ближе, она закрыла глаза. К чему сопротивляться? Последовал долгий поцелуй.
Кинопоцелуй.
* * *
Жорж – трепетный мужчина, он готов был в лепешку разбиться, лишь бы доставить Ирен удовольствие. А это нелегко, ведь приходилось совмещать личную жизнь с работой на студии, где Жорж не жалел ни времени, ни сил, и в понедельник, выходной Ирен, он был занят. Кроме тех недель, когда нет съемок. Но сейчас съемки есть. Круглые сутки, Грех жаловаться на избыток работы. Поэтому Жорж договорился с коллегами, отпросился у ассистента режиссера, запрыгнул на велосипед и, крутя педали быстрее, чем Боттеккья[5], «стрела» из Фриули, уже через десять минут увидел свою красавицу, У меня полчаса до смены декораций для Франсуазы Розе. И уехал, не допив пиво с лимонадом. Обратный путь был дольше, потому что дорога шла в гору. Когда в воскресенье он наконец-то освободился, оказалась занята Ирен, и ни единого шанса отпроситься. Так сложно быть влюбленными. Но выпадали и волшебные мгновения. Редкие послеполуденные часы, когда можно погулять по берегу, или
