Балерина из Аушвица - Эдит Ева Эгер
Другая девушка находит в уборной осколок зеркала. Видимо, кто-то стащил его из «Канады» и оставил там, где другие тоже смогли бы им воспользоваться. Она держит осколок у самого лица, разговаривает со своим отражением, наклоняет голову и в кого-то перевоплощается, мысленно переносится в другое место. Она – Мария Антуанетта, она прибывает ко французскому двору, чтобы стать следующей – и последней – королевой. Она играет роль. И это дает ей надежду.
До меня доходит, что я могу делать то же, и простор для моего воображения не имеет границ. В бараке мы по-прежнему предаемся коллективным фантазиям о еде, о праздниках и пиршествах. И вдобавок каждая грезит о чем-то своем, сокровенном. Мои мысли всегда сосредоточены на Эрике. Я представляю, что сижу за столиком уличного кафе у нас в Кошице, война уже закончилась. У меня длинные волосы. На мне зеленое шелковое платье и лодочки на каблуке с ремешками вокруг лодыжек. Я потягиваю кофе и читаю книгу по философии, глубоко погрузившись в ее мудреное содержание.
«Эдитка», – знакомый голос возвращает меня из мира отвлеченных идей под ласковое солнечное тепло, в сияющий мир.
Я всем телом ощущаю этот призыв еще прежде, чем что-то увижу. Повинуясь ему, я встаю со стула и иду к тому, кто так нежно и почтительно произнес мое имя. Произнес с такой любовью. Он раскрывает навстречу мне объятия. Его руки поднимают меня. Я утыкаюсь в его шею. Он опускает меня на землю, чтобы взять в ладони мое лицо.
«У нас все получилось», – говорит он. Слезы счастья застилают его зеленые глаза.
Он целует меня нежно, страстно, с любовью. Он обвивает руками мою талию, крепко прижимает к себе, и я таю в его объятии.
Мы смеемся, когда замечаем, что я все еще держу в руках книгу, заложив палец между страниц. Он забирает у меня ее и закрывает.
«Пойдем со мной», – говорит он. Ничто теперь не может разлучить нас, помешать нам быть вместе. Я сжимаю его руку, и мы идем по скверу посередине главной улицы. Я слышу птичье пение и голоса играющих детей. Мои фантазии приводят нас к его порогу, возносят по ступенькам в его светлую просторную квартиру, на мягкую софу в гостиной, и он сажает меня к себе на колени. Бывает, что мои фантазии заводят нас в его спальню.
И тут они иссякают. Что происходит между нами там? Ну да, мы целуемся, раздеваемся, а дальше? Сколько разных штук я умею проделывать своим гибким телом, но любовная хореография остается за пределами моего воображения. Информация – вот что мне нужно.
Эстер, молодая женщина, занимающая соседние с нашими нары, вышла замуж как раз перед войной. Я допытываюсь у нее, как и что. Но мой словарный запас на эту тему слишком скуден.
«Каково это? – как-то ночью спрашиваю я ее. – В смысле: принадлежать мужчине?»
«Ты о чем? – уточняет она. – О замужестве или о сексе?»
Сильно подозреваю, что Магда и другие девушки уже навострили уши и ловят каждое слово. «О замужестве», – выпаливаю я. Но, разумеется, имею в виду и то и другое.
Кто-то в темноте прыскает.
Другой голос подхватывает: «О сексе. Ты давай нам о сексе расскажи».
«Ну хорошо, – не отказывается Эстер и понижает голос до хриплого шепота. – Мужчины устроены иначе. У них есть одна штука, небольшая такая часть тела, которая свисает между ног. Когда мужчину наполняет желание, она твердеет. И он вставляет ее внутрь тебя».
«М-м-м», – издает кто-то из девочек притворный стон наслаждения.
А я раздражаюсь. Мне не до глупых шуток. У меня важное дело: выведать подробности, чтобы разжигать ими свои мечты о будущем, где нет ни страха, ни голода и где торжествует любовь.
«А то, куда он вставляет свою штуку… это и есть то самое место, которое раскрывается, когда появляется ребенок?»
«Да», – говорит она.
Весь барак покатывается со смеху. Но меня с мысли не собьешь.
«И как оно ощущается, приятно?» – продолжаю допытываться я.
«О да, – отвечает Эстер, – это как…» Она замолкает, видимо подбирая правильное слово или погрузившись в собственные фантазии.
А я, затаив дыхание, жду продолжения.
«Ощущения лучше этого на свете не бывает, – наконец произносит она. – И очень приятно после всего засыпать у него на груди».
В ее вздохе мне слышатся отголоски чего-то прекрасного, светлого, неподвластного потерям. Брак рисуется мне не той жизнью, какой жили мои родители, а чем-то ясным, наполненным светом. Я представляю себе страсть, наслаждение и повседневное чувство принадлежности – спокойное и уверенное. Любовь, настоящую любовь.
В моей голове, в моих фантазиях все это мне доступно.
Я всеми силами стараюсь не терять надежду, но грубая реальность подрывает мои планы. В Аушвице нас каждый день гоняют мыться, и всякий раз это таит в себе тяжелый груз неопределенности. Никогда не знаешь, что вырвется из душа – вода или газ. В один из дней, почувствовав, что на голову льется вода, я перевожу дыхание. Я провожу по коже скользким сальным мылом. Не сказать, что я уже превратилась в скелет. Сейчас, избавившись от отупляющего страха, я узнаю очертания своего тела. Мои руки, бедра и живот все еще подтянуты благодаря тренировкам и балету. И я снова уплываю в мечты об Эрике. Сейчас мы с ним студенты университета и живем в Будапеште. Мы берем учебники и идем заниматься в кафе. Он отрывает взгляд от страницы и рассматривает мое лицо. Задерживается на моих глазах и губах. В тот момент, когда я в воображении поднимаю голову навстречу его поцелую, я вдруг замечаю, что в душевой повисла тишина. В животе у меня холодеет. В дверях стоит тот, кого я боюсь больше всего на свете. Ангел Смерти собственной персоной смотрит на меня. Я опускаю глаза в пол и жду, когда другие девочки снова задышат, и это будет мне знаком, что он убрался. Но он не уходит.
«Ты, – небрежно роняет он. – Моя маленькая балерина».
Я всеми силами заставляю голос Эрика у меня в голове звучать громче ненавистного голоса Менгеле. Я никогда не забуду твои глаза. Я никогда не забуду твои руки.
«Подойди», – приказывает он.
Я подчиняюсь. А что еще я могу? Я иду в направлении пуговиц на его кителе, избегая встречаться взглядом с другими узницами, поскольку мне невыносима мысль, что они заметят плещущийся в моих глазах страх. «Дыши, дыши», – велю я себе. Он ведет меня, нагую и мокрую после душа, по коридору, заводит в кабинет, где стоят письменный стол и стул. Вода ручейками стекает с меня на ледяной пол. Он прислоняется к столу и не спеша оглядывает меня с головы до пят. Я объята ужасом и не способна мыслить, но крохотные токи импульсов, точно рефлексы, пробегают по моему телу. Вдарить ему. Ногу повыше – и прямо ему в рожу. Потом на пол, сгруппироваться, обхватить себя руками, сжаться в комочек. Что бы он ни задумал сделать со мной, долго оно не продлится, успокаиваю я себя.
«Подойди ближе», – говорит он.
Я оказываюсь с ним лицом к лицу, но не вижу его. Я вся сосредоточена на той части себя, в которой еще бьется жизнь, и твержу себе: «Да, я смогу, да, я смогу». Я ощущаю близость его тела. От него пахнет ментолом. На языке появляется металлический привкус. Я дрожу, но, пока меня бьет дрожь, я понимаю, что жива. Его пальцы расстегивают пуговицы. Да, я смогу, да, я смогу. Я вспоминаю маму, ее длинные-длинные волосы и то, как утром она забирает их на макушке, а на ночь распускает и они ниспадают сплошным занавесом. Я стою голая перед тем, кто убил ее, но ему никогда не отнять ее у меня. Я уже так
