Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

Я повернул к ней, крикнув скакавшим следом:
— Переждем в деревне до темноты и попробуем прорваться!
Других предложений не было, поэтому все последовали за мной.
Жители деревни, завидев нас, бросились наутек, кто успел. Остальные попрятались по домам. Мы заехали на центральную улицу, закрыли за собой ворота, рассредоточились, спрятав лошадей в хлевах и даже в жилых домах. Теперь лучники были не так опасны. Я распределил воинов по периметру, оставив большой отряд у ворот в сторону дороги и второй поменьше — у выхода к морю. В рукопашной преимущество было на нашей стороне. Конные лучники и не пытались атаковать нас. Они тоже рассредоточились, охватив холм полукругом. Не спешили, видимо, ждали подмогу. Свободно пройти можно было только к берегу моря, где стоял с десяток маленьких лодок на три-пять человек каждая. На весь наш отряд не хватит. Что ж, если обложат крепко и начнут штурмовать, дождемся, когда нас останется мало, и уцелевшие попробуют уйти морем. До Кипра всего-то миль триста пятьдесят — часов семьдесят непрерывной гребли.
Поняв, что атаковать нас не собираются, крестоносцы занялись привычным делом — грабежами и изнасилованиями. То с одного конца деревни, то с другого доносились женские крики и плач. Через девять месяцев здесь появятся крупные светлокожие детишки. Задымили костры, на которых готовили пищу из найденных продуктов. В большой бронзовый котел, найденный в богатом доме, в котором расположился я, заложили сразу с десяток кур, общипанных, выпотрошенных и порезанных на куски. Баранов и коз не нашли. Наверное, на пастбище. Куховарила сама хозяйка дома — черноусая дама, полная и медлительная, в возрасте под пятьдесят, одетая в алую тунику из тонкого льна, сквозь которую просматривались сиськи-арбузы и складки жира на туловище. Судя по тому, как напряженно поглядывала на франков, мечтает, чтобы и ее изнасиловали. Пока никто не решился. Ее муж рубит в сарае заготовленный ранее тростник железной ржавой сечкой с желтоватой костяной рукояткой.
Я сидел во дворе в тени дома, ел вяленого лаврака, которого еще называют морским волком. У этой хищной рыбы из костей только хребет и реберные, поэтому относится к премиум-классу. Мысли были грустные. Шансов вырваться маловато, даже если выскочим из деревни ночью. Наверняка поскакали гонцы предупредить о нашем отряде. Элемент внезапности исчез. Мы теперь законная добыча каждого, кто осмелится напасть. Весь север Африки сейчас под мусульманами, так что надо будет искать возможность переправиться в Европу по морю. Для такого большого отряда потребуется много плавсредств. Разве что отбиться ночью и дальше рвануть одному. Впрочем, шансов попасть в плен станет ненамного меньше. Я знал, где (далеко отсюда) и когда (нескоро) выберусь из этой эпохи, но провести годы рабочим в каменоломне или гребцом на галерах мне аж никак не тарахтело. Обычно цена на выкуп бедного рыцаря начинается с трех тысяч динаров, сержанта — в два-три раза меньше. У меня таких денег нет. Нас попадет в плен мало, так что оптовой скидки не будет. Останется надежда на обмен пленными, что случается редко, или благотворительность тамплиеров или госпитальеров, что бывает еще реже.
Во двор зашли те самые три рыцаря, что разговаривали со мной перед уходом от стен Александрии.
— К сарацинам подошла пехота. Много пехоты, — доложил хромой рыцарь, которого, как я выяснил, звали Бертран де Ванс. — Что будем делать?
Он из Прованса. Младший сын, которому ничего не светило и до сих пор не светит. На Ближнем Востоке с молодости. Нанимался к разным богатым сеньорам, но, кроме хромоты, ничего не выслужил. В последнее время жил в пригороде Акры с ассирийкой-христианкой. У них четверо детей, двое из которых мальчики. У пацанов тоже никаких перспектив, даже если бы отец наскреб на доспехи, оружие и коней или отдал свои. Последний вариант, скорее всего, в ближайшее время станет неактуальным.
— Можно попробовать договориться с Саладином. Говорят, он высоко ценит рыцарей, — высказал я одну из пришедших в голову идей.
— Сдаться в плен? — задал он уточняющий вопрос.
— Не обязательно. Можно попробовать выторговать свободу в обмен на службу с условием, что воевать будем только против мусульман, — предложил я. — Хорошие воины везде в цене.
— Думаешь, согласятся? — с сомнением произнес Бертран де Ванс.
— Не уверен, но других вариантов у меня нет. Если есть у вас, говорите, — сказал я.
— У нас тоже нет, поэтому и пришли к тебе, — признался он. — Кого пошлем договариваться? Среди нас нет никого, кто знает их язык, только самые простые фразы, а этого не хватит. Разве что среди них найдется владеющий нашим.
— Я хорошо говорю на арабском, тюркском, египетском, греческом и фарси. У меня способности к языкам, — сообщил я и вспомнил свою школьную учительницу английского, которая была уверена, что у меня лингвистический кретинизм. — Подождем, когда сварятся куры, поедим, и поеду договариваться.
Моя спокойная уверенность подействовала на собеседников. Появился шанс выпутаться из сложнейшей ситуации — и они сразу расслабились. Двое ушли рассказать остальным, что собираемся сделать, а Бертран де Ванс остался.
Присев рядом и взяв вяленого лаврака из корзины, стоявшей у моих ног, он поинтересовался:
— Ты давно в этих краях?
— Четвертый год, но раньше служил у греков. Командовал аллагионом из пятидесяти гиппотоксотов, конных лучников, — соврал я.
Такого определения, как Византийская империя, пока нет. Называют себя Римской империей. В Западной Европе есть еще одна Римская империя, которую в будущем ученые оттуда скромно назовут Священной. Обе считают друг друга самозванцами, не римлянами, а обнаглевшими франками или греками. Поэтому восточные называют западную Германской империей, а те оппонентов — Греческой.
— Почему ушел? — продолжил рыцарь опрос.
— Не платили и почти всю добычу забирали, — ответил я.
— Мне многие говорили, что греки жадные, поэтому в свое время отказался служить у них, — сообщил мой собеседник.
— Жадные не ко всем. Если наладишь отношения с командующим, быстро разбогатеешь, но у меня так не получается, — поделился я.
— У меня тоже, — тяжело вздохнув, признался Бертран де Ванс.
Мог бы не говорить. Если бы умел лизать задницы начальству, здесь бы не оказался.