Дорогие мои москвичи - Александр Николаевич Посохов
— И ведь ничего не сделаешь с этим шутником. Он же Герой Советского Союза.
Врать уметь надо
Сидят на скамейке в парке два очень пожилых соседа по дому, два деда, можно сказать. Один неторопливо, по глоточку, отпивает пиво из бутылки. Идут трое полицейских, при полной амуниции, видно, что на дежурстве. Останавливаются перед дедами.
— Почему нарушаем? — спрашивает сержант с планшетом на боку, не иначе как старший по наряду. — Распивать спиртные напитки в общественных местах строго запрещено. Такой порядок. Придётся штраф заплатить.
— Я не пью, — говорит один дед и, показывая на товарища, отодвигается на край скамейки. — Это он нарушает. Я его предупреждал, что нельзя.
— Ребята, родненькие, простите дурака старого, — виноватым тоном заговорил другой дед. — Я вообще не пью. Но сегодня день танкиста. А я в танковых войсках служил. Вот и решил отметить.
— Всё равно не положено, — говорит сержант и берёт в руки планшет. — Предъявите ваши документы.
— Да какие документы, помилуй, сынок, — искренне недоумевает нарушитель порядка. — Я же просто погулять вышел.
— Тогда назовите фамилию, имя, отчество. Я запишу, и вы всё получите по почте.
— Канделябров Давид Мордехаевич, — не раздумывая ни секунды, представился дед с бутылкой.
— Ну и данные у вас, — удивляется сержант, записывая их на листок бумаги в планшете. — Необычные какие-то, редко встречаются.
— Да уж какие от родителей достались.
— А фамилия через "о" или через "а" пишется?
— Через "а", конечно. И в отчестве тоже через "а". Не ошибитесь, пожалуйста.
— Мардехаевич, что ли?
— Нет, третья гласная "а" после "х". Другую гласную тут ставить нельзя, а то некрасиво получится.
— Ладно, записал всё красиво, как вы сказали. Теперь адрес?
— Москва, улица Адмирала Кутузова, дом тридцать один, квартира тринадцать, — опять же без промедления ответил дед и бросил недопитую бутылку в стоящую рядом урну.
— Две чёртовы дюжины, одна против другой, — с улыбкой заметил сержант. — И как вам по такому адресу живётся?
— Нормально. Почти полвека уж обитаем с женой в этом доме.
— Хорошо, — подытожил сержант. — Я всё записал. Ждите квитанцию.
— А вы всё правильно записали? — забеспокоился дед. — А то пришлют не мне и не туда.
— Не волнуйтесь, гражданин. Ваши данные я зафиксировал точно.
Когда полицейские отошли на почтительное расстояние, всё время сидевший до этого молча второй дед, воскликнул:
— Ну ты даёшь, Петрович! Да ещё имя моё присвоил. И ни в какой армии ты не служил, сам же рассказывал. И жены у тебя нет. И дом у нас новый. И номер у него не тот. И квартира твоя две шестёрки. И никаким адмиралом Кутузов не был. Одно правда, что день танкиста сегодня.
— Это ты даёшь, трус несчастный! — возразил Петрович. — Я бы другое имя придумал, если бы ты не испугался и в сторону не отскочил. И про великого полководца нашего я без тебя всё знаю.
— Не обижайся. Я же просто пошутил. Откуда я знал, что они серьёзно привяжутся. Наверняка они тоже спектакль разыграли, ни протокола, ни свидетелей. Ты лучше признавайся, кто тебя так лихо врать научил?
— Отец, когда мне лет десять было. Взял как-то с собой под Новый год в лес за ёлкой. Мороз, помню, был сильный. Срубили мы небольшую ёлочку, идём себе домой, и вдруг лесник с дружинниками. И тоже блокнотик достали и фамилию у отца спрашивают. А он спокойно так отвечает, Канделябров. А я рядом стою, молчу. Записали всё со слов отца и отпустили. Вот с тех пор я и не представляюсь как есть без особой нужды.
— А попроще нельзя было придумать?
— Э-э, Давидка, тебя ли учить этому! Вот сказал бы я им честно, что я Сидоров Иван Петрович, проживающий на улице Ленина, они бы ни за что не поверили. Короче, врать уметь надо.
Любовь по паспорту
Очередной раз, слава Богу, у пожилой супружеской пары, шибко интеллигентных москвичей, опять всё получилось. Почти так, как в их лучшие молодые годы. А почти, потому что жене как-то не по себе было. По завершении навязанного природой процесса муж спросил у жены заботливо:
— Что-то ты, любимая, заприохивала сегодня?
— Заприохиваешь тут, когда ты удержу не знаешь, — проворчала жена, потягиваясь. — Выгибаешь меня, как вздумается, будто мне двадцать лет или я гимнастка какая. Все мышцы болят.
— Ну, знаешь, раз в неделю и потерпеть можно, — возразил муж.
— А ты в паспорт давно заглядывал?
— По этому поводу никогда, — ответил муж и добавил после некоторого раздумья. — Ладно. Намёк понял. В следующий раз учту.
Прошла неделя. Жена в полумраке привычно устраивается на кровати, зная о предстоящем событии. Подходит муж и перед тем, как приступить к вожделенным действиям, он что-то старательно кладёт на подушку, рядом с головою супруги.
— Что это? — спрашивает жена, оборачиваясь.
— Как это что, паспорт, — отвечает муж. — В раскрытом виде. Буду заглядывать иногда.
— А ты чей паспорт принёс?
— Твой, конечно.
— Нет уж, и свой неси тоже. Положишь его с другой стороны…
Как там получилось у них в этот раз, неизвестно. Но смеялись они долго и с обоюдным удовольствием.
Ножичек
Заканчивается судебное разбирательство уголовного дела по факту убийства в небольшом лесном массиве рядом с жилыми домами на окраине Москвы сорокалетнего мужчины, нигде не работающего, ранее судимого, алкаша и дебошира. В зале заседания, уже в качестве публики, три бывших свидетельницы — жена обвиняемого, соседка по этажу и консьержка. Последнее слово предоставляется подсудимому.
— Ваша честь, — обратился обвиняемый к судье, монументально красивой женщине с проницательным взглядом. — Я постараюсь коротко, по существу и по пунктам. Первое. Пусть я всю жизнь до пенсии проработал учителем в школе, к правоохранительным органам отношения не имею, но всё равно не могу понять такой юридический казус. Почему единственное, чем доказывается в деле моя вина, это мой маленький складной ножичек, с которым мы с женой иногда ходим за грибами? Которых, кстати, всё меньше и меньше, а в этом году вообще почти не было. Никто так и не ответил мне на вопрос, являюсь ли я идиотом, если я как бы вначале убил этим ножичком, а
