Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт

Лук удалился с грузом на душе.

От Бренды Пинчер Авраму Сниткину

Ну что ж, это снова я, жертва на алтаре точной этнометодологии. Пленка у меня закончилась, поэтому приходится тебе писать, нужно же с кем-то общаться, иначе завяну и погрязну в том, что здесь происходит. Хотя какое это общение: пишу только я, переписка, называется! Не важно. Воображу, что ты реален, что ты где-то там и что эта записка в бутылке до тебя дойдет. Гусакс по-прежнему регулярно отлучается, Заг – время от времени. Так что на них – все необходимые покупки, и нам приходится уповать на то, что они не слишком крепко под кайфом и помнят, что должны привезти (туалетную бумагу, аспирин, батарейки для фонариков).

Трудимся мы все больше, едим все меньше и с каждым днем худеем и стройнеем. Вроде много убираемся, но почему-то – возможно, это мое субъективное мнение – все вокруг становится грязнее, краска обдирается, одеяла ветшают. Мы завели ритуалы. Манихеи много возились с зеркалами и светом, и вот Гусакс привез целый фургон: крутящиеся зеркала на кронштейнах, крепящиеся к стенам, старые зеркала из пабов, позолоченные зеркала в золоченых рамах из старых, скорее всего уже не работающих кинотеатров или чего-то такого. Теперь у нас есть зеркальная комната, где повсюду зеркала, и мы выполняем в ней всякие движения, поем, танцуем. А еще мы много разговариваем. Джошуа много говорит о свете, опустошении и утрате себя. Ева В. много говорит о розенкрейцерах, астрологических тайнах и алхимических превращениях. Я точно не единственная считаю все это чушью, хотя любопытно, что никто ничего подобного остальным не скажет. Возможно, пережиток квакерского милосердия, которое порой очень строго. Но скорее это страх. Как будто все вокруг взрывоопасно или вот-вот таким станет, но взрыва пока никто не хочет. (Некоторые, включая меня, его не хотят совсем.)

Повсюду бегают полудикие куры, гадят: священные коровы по-йоркширски. Ощущение запущенности от этого усугубляется. Как ни странно, нам все еще разрешают смотреть телевизор, но не все подряд. Мы смотрим передачи о природе – куча кадров со змеями, притворяющимися листвой, и фиговыми деревьями-убийцами из Амазонии – и передачи для детей. Новости – нет. Аврам, расскажи мне (если ты когда-нибудь получишь это письмо), кто такой Чарльз Мэнсон и что он натворил?[88]

Я вот думаю, почему все ладят с Евой В., ведь теперь она к нам совсем переехала. Ей даже досталась та комната, что некогда была спальней Люси. Подозреваю, что она своего рода громоотвод. Мы все испытываем к ней неприязнь; я хотела сказать, что мы все ее не любим, но это по-детски и слишком упрощенно, действительно неприязнь и трепет, если только не брать тех, кто ею очарован (Заг, Лукас Симмонс, каноник Холли). Остальные ее не принимают, но мы как-то сближаемся и не замечаем друг в друге того, что может раздражать.

Еще она каким-то образом гасит конфликт между Гидеоном – сексуально неуемным, обмельчавшим, поблекшим, брюзгливым Гидеоном – и Джошуа Маковеном, который все прекраснее, все непререкаемее и выражается все афористичнее. Лицо у него правда красивое, что есть, то есть. Ева В. и ее белиберда его одновременно и отталкивают, и каким-то непонятным мне образом притягивают.

Я не хочу говорить тебе, Аврам Сниткин – Аврам Сниткин, который должен быть настоящим и обычным (ну нет, обычным ты не был никогда) и обитает где-то там, в обычном мире… Я не хочу говорить тебе о том, что меня пугает. Если мы в итоге все умрем, должен же кто-то обо всем узнать.

Он много говорит о камнях, а еще о свете, плодах и зеркалах. Все это – из Библии, из Книги Иисуса Навина, одной из самых кровожадных. Бог и Иисус Навин постоянно принуждают к повиновению, побивая камнями.

В сущности, как мы все знаем, один из грехов, за который людей традиционно побивали камнями, – это прелюбодеяние.

Так вот, одна из девушек – ну, женщин – мне страшно об этом писать, Аврам, – оказалась беременной. Та самая Руфь, с болтающейся косой, и я подозреваю, что причастен к этому Гидеон, ведь партеногенез мы всерьез не рассматриваем? Когда ее расспрашивают, она только таращится – таращится окаменевшим взглядом – и говорит, что не знает, как все получилось.

Нет, камнями мы ее не побивали. Джошуа процитировал Новый Завет: Кто из вас без греха, первый брось в нее камень.

Затем он сказал, что виновны мы все, потому что мы все – одно, и в память об этом возведем груду камней.

Так что мы прошли мимо бедной глупой Руфи и каждый торжественно бросил в кучу перед ней свой некарающий камень.

Глупо и жутко.

Я хочу отсюда сбежать, но должна продолжать работу: профессиональная гордость этнометодолога требует, чтобы я довела дело до конца.

Но я не уверена, Аврам, что камни всегда будут символические. Ведь они уже были настоящие, она уже оказалась у чего-то вроде позорного столба.

Никто не послал за врачом, не отправили ее в больницу. Я заговорила об этом с Элветом Гусаксом, а он ответил: «Когда придет полнота времени[89], милая». И щелкнул пальцами. Если мы все тут сдохнем, пусть винят этих расширителей сознания.

Вполне возможно, что отец – Джошуа Маковен. Иначе почему он не накинулся на Гидеона? Кажется, что сама мысль о половом соитии и всем, что с ним связано, его смущает, причем смущает со всею мощью религиозного пыла.

Но плохой был бы из меня социолог, если бы я такого не чуяла. Нет, это точно Гидеон. Клеменси уже махнула на него рукой, так что угадать труднее.

Они все – включая Еву В. – хотят быть Девой Света.

А я – нет. Но приходится делать вид, что хочу.

А хочу я рыбу с жареной картошкой, батончик «Марс» и тебя, Аврам Сниткин.

От Элвета Гусакса Перту Спорли

Прочь тревоги, старик, прочь волнения, дружище, всё под моим надзором, а если и нет, идет полным ходом, цветет, и пахнет, и искрится.

Да, я заправляю всем, в том числе и леди Вейннобел, и продолжаю настаивать, что у нас здесь терапевтическая группа и эта дама с нами в безопасности (ну и другие, пожалуй, в безопасности от нее). Я уверен, что такая диспозиция – вкупе с моими заверениями о личном интересе – успокоит и