Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
– Хорошо, что ты мне рассказал, я и не знал, что у наших родителей все так давно и серьезно. Теперь для моего отца все кончено, мать к нему не вернется.
Тома встал и выключил телевизор. Лоран, весь красный, потерянно качал головой, затем выпрямился, У меня тоже есть тайна, я о ней никому не говорил, может, ты знаешь, что с этим делать. Он встал, поднялся по лестнице, Тома – за ним. На втором этаже Лоран опустил откидную лестницу, ведущую на чердак, Идем.
Лоран откинул люк, и они оказались под крышей, Это за дымоходом. Он отодвинул деревянную заслонку, закрывавшую угол между дымоходом и стеной, открылось темное отверстие, он засунул руку внутрь, вытащил две деревянные коробки из-под печенья «Мадлен» фирмы «Коммерси», Сейчас увидишь, это так странно. Он положил их на картонную коробку, разложил два садовых стула, и они уселись друг напротив друга. Лоран открыл первую коробку, достал пять пачек именных пластиковых бейджей, скрепленных резинкой штук по сто, в каждый вмонтирована узкая негативная фотопленка, переходящая от светло-серого к черному, Не знаю, зачем она это хранит, должна быть какая-то причина. Еще пять пачек по сотне более широких негативов были перевязаны бечевкой. Тома просмотрел несколько пленок при свете лампы, задумчиво вытянул губы. Тут имена и фамилии, некоторые с военными званиями, сказал он, щурясь, шестьдесят второй год, и рядом цифра. Не знаю, что это.
Лоран снял крышку со второй коробки, вытащил полсотни машинописных бланков КАЭ с отметкой «конфиденциально» или штампом «совершенно секретно» справа вверху и пачку, обернутую папиросной бумагой, Может, ты в этом разберешься. Он вручил первую пачку Тома, который просмотрел каждую страницу, Это про атомные взрывы в Алжире перед независимостью. Что-то пошло не так, солдаты и техники облучились. Ты читал эти бумаги?
– Нет, там колонки цифр, графики, я подумал, что все равно в этом ничего не понимаю.
– Если твоя мать так тщательно спрятала эти документы, значит дело серьезное, их и читать опасно. Везде штамп «совершенно секретно», такие наверняка запрещено держать дома. Но они все старые, уже три года прошло, может, они вообще потеряли ценность.
– В таком случае она бы их выбросила, – заметил Лоран.
– Надо узнать поточнее. Мне спросить не у кого, и потом, надо доверять человеку, с первым встречным не поговоришь… Кстати, у тебя же отец работает во «Франс-суар», он наверняка знает журналистов, которые поймут, важно это или нет.
– Мне как-то неловко перед мамой, она ведь спрятала эти документы не для того, чтобы я ими разбрасывался.
– Поздно, выбирай, на чьей ты стороне, не получится отсиживаться посередине, чтобы тебя все любили. Мать врала тебе, она скрыла, что встретила моего отца и хочет жить с ним. Она уехала с ним отдыхать и наплела тебе с три короба, потому что считает тебя малявкой, которого можно водить за нос, а он и слова не скажет. А вот отец твой никогда тебе не лгал… Серьезно, поговори с ним, а уж он разберется, так будет лучше всего.
* * *
На первой странице «Франс-суар» огромный заголовок жирным шрифтом шириной в пять полос гласил:
ПРАВИТЕЛЬСТВО ЛЖЕТ! НОВАЯ ХИРОСИМА!
Ниже фотографию устрашающего атомного гриба обрамлял более мелкий текст: «Как минимум тысяча человек подверглись радиационному заражению во время двух взрывов в Алжире в 1962 году. Все эти годы военное руководство заверяло, что риск облучения отсутствует, ситуация под контролем. Сегодня у нас есть доказательства того, что неоднократные инциденты с серьезными последствиями для здоровья двух-трех сотен военнослужащих были умышленно скрыты. Читать на стр. 2 и 3».
Излишне говорить, что язвительная передовица, написанная главным редактором, и сама статья с редким обилием подробностей, снимками дозиметрических пленок с наложенными пояснениями и внутренним отчетом КАЭ, в котором подтверждалось значительное загрязнение, произвели эффект разорвавшейся бомбы. В следующие два дня интерес публики подогрела публикация переписки на самом высоком уровне, в которой армия отдавала приказ отрицать факты и замалчивать их серьезность, а также внутренних документов Управления военно-прикладных исследований, предупреждающих о катастрофических последствиях взрыва первого мая в ближайшем и отдаленном будущем.
В кафе, на предприятиях, в университетах и семьях только и говорили что об этих разоблачениях. Сюжет подхватили на радио, попытались добыть доказательства, взять интервью у министров или получить заявления от политиков, но тщетно – большинство увильнули, в то время как социалистическая и коммунистическая оппозиция устроила скандал. В теленовостях, хоть они и были под ведомственным контролем, об этой теме упомянули вскользь, причем ведущий комментировал сюжет осторожно и уклончиво. На заседании парламента министр обороны, вызванный по случаю скандала, туманно упомянул об иностранном заговоре, но, поскольку лично присутствовал при том трагическом взрыве, косвенно подтвердил факты, заявив, что, не разбив яиц, омлета не приготовишь. Под наплывом доказательств премьер-министр в конце концов признал, что могли быть допущены ошибки на уровне младшего звена, но при этом сгладил последствия и обещал создать комиссию по расследованию.
Арлена с изумлением обнаружила статью во «Франс-суар», когда приехала на неделю в Маркуль с двумя коллегами, чтобы изучить преимущества метода замещения, который заключался в модификации облученных топливных элементов без замены ядра реактора. Уже три года она работала в НЦНИ в Сакле над созданием нового реактора «Осирис», запуск которого намечался на конец года, и сейчас пришла в ужас, увидев в газете военную тайну, – в частности, дозиметрические снимки, прошедшие через ее руки, которые неопровержимо доказывали, что люди, носившие эти бейджи, получили дозу радиации намного выше допустимой.
Перед отъездом Арлена позвонила Вивиан и спросила, не может ли та приехать в Брюйер и присмотреть за Лораном, пока ее не будет, но бабушка пожаловалась на боль в коленях. Повесив трубку, Арлена вслух произнесла, И что мне теперь делать? Лоран оскорбился, Я уже не маленький, не нужно со мной сидеть, просто купи продуктов,
