Поцелуи на хлебе - Альмудена Грандес
– Клянусь вам, сеньора, честное слово. – Обычно она не звонит ей на работу и уж тем более не настаивает, чтобы ее позвали к телефону, если она занята. – Посмотрите сами, у мальчика в комнате, посмотрите, пожалуйста.
– Хорошо, Светлана, не волнуйся. – Но Диана не принимает всерьез ее слов, и не потому, что она приезжая, а потому, что она очень пуглива, самый пугливый человек из всех, кого знает Диана. – Я поговорю с Пабло, когда приду, ты не беспокойся.
– Не могу, сеньора. Это бензин, клянусь вам, бензин…
Диана нажимает отбой, прячет телефон в ящик, извиняется перед пациентом и продолжает рассказывать ему, что такое желудочный баллон. Затем она принимает женщину с лишним весом, юношу с диабетом, диагностирует гипотиреоз, а уже выходя из клиники сталкивается с неожиданной группой людей в белых халатах в вестибюле. Союз защитников государственного здравоохранения надеялся, что план по оптимизации, включающий закрытие клиники, не вступит в силу хотя бы до Рождества, но сегодня его уже обсуждали в региональном парламенте, а ведь еще только середина ноября.
На улице темно, промозгло и моросит дождь, но Диана свято пренебрегает всеми правилами, которые пытается насадить в своей семье: не застегивает пальто и не открывает зонтик.
Идет дождь, робкий, но неумолимый, как ее будущее, а она бредет, будто робот, размышляя о грядущих бедствиях. Придя домой, она уже не помнит о звонке домработницы, но Пепе встречает ее вопросом:
– Слушай, ты в последнее время не чувствуешь дома запах бензина?
И рассказывает, что Маркос из тридцать четвертого дома, отец Альбы, лучшей подруги Пабло, остановил его сегодня на улице.
– Спросил, знаю ли я, что́ дети таскают домой, а я ответил, что понятия не имею. И тогда он рассказал, что сегодня утром, за завтраком, его младший сын поругался с сестрой из-за шоколадных хлопьев и заявил, что если она их все съест, он расскажет родителям про бидон, который она хранит под кроватью. Луиса притворилась, что ничего не слышала, но, когда дети ушли, залезла к Альбе под кровать – и знаешь, что она нашла?
– Бидон бензина? – спрашивает Диана, и Пепе кивает. – Мне просто сегодня утром звонила Светлана и сказала, что у Пабло в комнате пахнет бензином, но я и внимания не обратила, она же вечно из-за всего переживает.
А о закрытии клиники она ему рассказывать не станет. Зачем? За многие годы они с Пепе стали похожи куда сильнее, чем они думают. На трудности оба реагируют одинаково: переживают их в одиночестве.
Пабло всю жизнь дружил с одними и теми же ребятами, двумя мальчишками и одной девчонкой его возраста. Все трое жили на той же улице и учились с ним в одном классе. Все четверо одновременно освоили велосипед, все четверо играли в одной баскетбольной команде, все четверо записывались в одни и те же кружки и ездили летом в один лагерь. Но потом все закончилось: их осталось только трое.
Родители Даниэля в прошлом учебном году лишились дома: после месяцев отчаянной борьбы с банком, с риелторами, которым никак не удавалось его продать, с судом, который в конце концов постановил их выселить, с агентами, которые все-таки победили, невзирая на четверых детей и усилия множества взрослых, которым множество раз удавалось это предотвратить – но не в тот раз.
Для Пабло это была чудовищная драма. Для Даниэля – трагедия. «Вы-то остаетесь жить тут, – сказал он друзьям, – вы и дальше будете вместе. А я уеду и потеряю все, вообще все, и вы даже не представляете, как я буду скучать, очень-преочень». С того дня Пабло и его друзья стали какими-то странными, причем чем дальше – тем больше.
– Я ничего не знаю, – с порога заявляет Марта, мать Фелипе. – Мне сейчас вообще ни до чего…
– А что произошло?
Маркос единственный отваживается задать этот вопрос.
– Заходите-заходите. Будете кофе?
С Мартой связано много загадок.
Она не живет в этом районе всю жизнь, как Пепе и Диана, но и не переехала сюда после свадьбы, как Маркос и Луиса. Никто не знает, замужем ли Марта или была когда-то замужем, известно лишь, что в один прекрасный день она переехала сюда с пятилетним сыном.
Друзьям в школе Фелипе говорит, что знаком с отцом, хоть и давно его не видел. Марта, в свою очередь, беседуя с родителями Пабло и Альбы, рассказывает, что раньше жила у реки, в низком старом доме, который только что не разваливался. Дом этот, доставшийся ей в наследство, пал жертвой расширения кольцевой дороги. Но иногда, в рассеянности, она упоминает квартиру, в которой вырос Фелипе. А однажды на рынке Диана слышала, как она обсуждает с колбасником новые дома в Викальваро; Марта упомянула, что до переезда жила там. Единственное, что не меняется от версии к версии, это то, что теперь Марта и Фелипе живут в маленькой светлой квартирке в социальном доме, построенном на месте другого, который много лет простоял, чуть ли не разваливаясь на куски от старости.
Больше об этой женщине, еще молодой, которая проводит все время одна или с сыном, никто ничего не знает. Марта мало говорит, много улыбается и явно несчастлива. Но кое в чем ей повезло – а это в последнее время редкость. Она продавщица, а может, и владелица – это тоже никому не известно – маленького магазинчика бижутерии и аксессуаров. До кризиса дела ее шли так хорошо, что открывалась она только по утрам, а днем отдыхала. Три года назад ей пришлось уволить девушку, которая работала там после обеда, и все же ей удавалось сводить концы с концами. Но полгода назад все изменилось.
В конце апреля Марта получила письмо, в котором муниципальная жилищная компания объявляла о своем намерении прервать ее договор аренды, хотя в нем был пункт о принудительном продлении каждые два года для всех жильцов, чья арендная плата превышает минимальный размер оплаты труда не более чем в два с половиной раза и у которых нет жилья в собственности в Мадридской автономной области.
Это невозможно, думает она, этого не может быть, но вскоре убеждается, что была неправа. В следующем месяце ей не приходит квитанция. Она звонит в банк, никто не может ей ничего объяснить, а когда она отправляется платить в жилищную компанию, зажав деньги в кулаке, там отказываются принять оплату. Шесть месяцев назад ко всем загадкам, окружающим Марту, добавляется еще одна: ее загадочное положение. Пусть и не по своей воле, она стала одной из окупас[2] и теперь пытается постепенно разобраться в произошедшем.
– Мэрия продала этот дом так называемым стервятникам, это агентство недвижимости, которое хочет выкинуть меня отсюда и сдать квартиру кому-то еще по рыночной цене. Они утверждают, что теперь дом принадлежит им и право собственности имеет больший вес, чем мой договор. И я не одна оказалась в этой ситуации…
Она ставит поднос на журнальный столик и разливает всем кофе.
– Такое письмо пришло всем жильцам нашего дома, даже тем, кто живет тут больше пяти лет. Но мы решили не уезжать. Мы объединились, написали омбудсмену и предъявили иски мэрии, каждый индивидуально, чтобы помешать продаже дома. Было уже два суда, и оба мы выиграли. Думаю, мы их все выиграем, но это, конечно, много работы: я весь день на связи с адвокатами, прокурорами… В общем, в последнее время я ничего вокруг не замечаю.
Выслушав ее, родители Маркоса и Пабло стали переглядываться – вначале попарно, потом по одному – и наконец медленно поворачиваются к ней.
– Вы что, думаете?.. – спрашивает Марта, недоверчиво глядя на них, и никто не отваживается ответить. – Но… Вы что, правда думаете…
– Ну да.
Первой тем же вечером признаётся Альба, самая умная из троих. Она говорит громко и уверенно, таким неожиданно дерзким для тринадцатилетней девчонки тоном, что все пятеро взрослых быстро понимают: так себе была идея собраться в пиццерии.
– Бензин нам нужен, чтобы сделать коктейли Молотова. А что?
– Альба! – одергивает ее мать. – Тише, о таком не кричат во весь голос. Мы с тобой потом поговорим…
– Пускай все расскажет, Луиса, – вмешивается ее муж. – Продолжай. – И добавляет, посмотрев на жену: – Только потише.
– Да вот и все, вроде это совсем нетрудно, мы видели
