Венская партия - Иван Иванович Любенко

— Из чего пить так же важно, как и что пить.

— Приятно встретить единомышленника! Позвольте рекомендоваться: Лайош Грос, свободный художник.

— Клим Ардашев.

— Вы русский?

— Самый настоящий.

— У вас есть известный художник Иван Айвазовский. Я видел его репродукции. Большой мастер. Мне кажется, в России каждого второго зовут Иваном.

— Его настоящее имя Ованес, а фамилия Айвазян. Он армянин, но переделал фамилию на русский манер.

— Надо же! Я и не знал. Хотите взглянуть на мою работу?

— С большим интересом!

— Вот, прошу…

Перед глазами открылась картина почти такая, какая была наяву перед Климом. Только краски были сочнее и море казалось каким-то сказочным. Вдали бежала лодка под парусом. Светлое небо господствовало и над водой, и над сушей. Солнце выглядывало из-за небольшого облачка, будто боясь обжечь горячими лучами зелёный город, раскинувшийся в живописной бухте. Небольшими мазками изображались крыши домов, экипажи и прохожие.

— Пожалуй, это больше чем пейзаж, — восхищённо вымолвил дипломат. — Это какой-то иной мир. В нём нет смерти. Есть только вечная жизнь. Там всегда будет светить солнце и парусник не перестанет бежать по волнам, обгоняя ветер. Наступит ночь, и небосвод покроется тысячами звёзд. А утром придёт новый день, и всё повторится, потому что в этом городе нет зла.

— Вы сказали лучше, чем я написал. Мне очень лестно слышать такие слова, — взволнованно выговорил господин Грос.

— И всё-таки для меня остаётся загадкой, как вы подбираете такие краски? С этого места я вижу небо, море, горы совсем иными. Они более блеклые, что ли… Наверное, у вас есть какой-то секрет?

— Вы угадали, — улыбнулся художник и долил в бокал вина. — Но я вам его открою. В самом начале работы — первые несколько дней — я беру с собой бинокль. Дело в том, что человеческий глаз — это тоже оптический прибор, но очень слабый. Любой предмет, который вы видите на близком расстоянии, теряет краски, стоит только вам начать от него удаляться. В живописи есть понятие воздушной перспективы. Эта своеобразная прослойка между глазом и предметом, которая меняет цвет любого объекта появлением новых оттенков. Всё зависит от состояния атмосферы и удаления художника. Насыщенный красный свет становится светло-фиолетовым, жёлтый — зеленеет, чёрный синеет, а белый постепенно переходит в розовый. Но на помощь приходит не физиологическая, а искусственная оптика. И, глядя в окуляры, я приближаю море, берег и лодки, идущие вдоль гавани. Краски вблизи ярче. Их-то я и переношу на предметы, находящиеся вдалеке. Потому у вас и создаётся впечатление некоего сказочного мира, лежащего перед вами. — Он сделал маленький глоток из бокала, потом вдруг погрустнел и добавил: — Но тогда, десять дней назад, я расстроился настолько, что некоторое время не мог писать.

— Что же с вами произошло?

— Скорее не со мной, а с незнакомцем, решившим свести счёты с жизнью.

— Вы встретили здесь несчастную девушку, готовую броситься со скалы?

— О нет! — покачал головой собеседник. — Как обычно, я рассматривал море в бинокль и вдруг увидел человека, плывущего в никуда.

— То есть как?

— Этот чудак уже удалился от берега чуть ли не на километр, и силы уже покидали несчастного. Он то ложился на спину, чтобы отдохнуть, то опять плыл. Сначала я подумал, что он решил утопиться, но никак не может решиться пойти на дно. А иначе для чего так далеко заплывать? Я чуть было не сошёл с ума от собственного бессилия. Отсюда, как вы понимаете, невозможно никому докричаться. Я молил Господа, чтобы появилась хоть какая-нибудь лодка, которая его подберёт. Я вспомнил даже те молитвы, которые в детстве меня заставляла учить бабушка. Отчаявшись, я стал на колени и прокричал в небо: «Боже, если ты есть, не дай этому бедолаге погибнуть!» Ни на что не надеясь, я снова приник к окулярам, и — о, чудо! — прямо к самоубийце шла шхуна. Вскоре ему помогли взобраться на борт. И тут только я заметил, что рядом с ним стоял — ну кто бы вы думали? — монах! Самый настоящий святой отец в чёрной рясе! Представляете? У меня невольно навернулись слёзы. Я был так горд, что Всевышний меня услышал!

— Правильно ли я вас понял, что это случилось ровно десять дней назад?

— Ну конечно! Всё произошло двадцатого июня, когда я начал писать эту картину.

— А солнце стояло в зените? Точно так, как изображено на полотне?

— Ну да! Я всегда прихожу сюда около одиннадцати и начинаю готовить мольберт, холст, краски. Где-то в половине двенадцатого приступаю к работе. От жары спасает этот старый дуб.

— И что же, они поплыли к берегу?

— Не знаю. Меня уже это не интересовало. Главное — Господь спас ещё одну грешную душу.

Дипломат вынул из жилетного кармашка «Qte Сальтеръ», щёлкнул крышкой и воскликнул:

— Ого! Время бежит неумолимо. Внизу меня ждёт экипаж. Я могу вас подвезти.

— Отлично! Мне нужна минута, чтобы собраться.

— Я подожду, — закуривая, кивнул Клим.

Всю дорогу до Фиуме художник не умолкал. Вино развязало ему язык, и одна история следовала за другой. Ардашев лишь кивал, изредка поддакивал, иногда улыбался, но думал о том, как бы успеть на шхуну, отплывающую на остров Кассионе.

Глава 14

Орлянка со смертью

Описание внешности Аугусто Манчиони, данное фотографом, оказалось настолько точным, что чиновник по особым поручениям без труда отыскал его шхуну у мола Марии Валерии.

— Я хотел бы попасть на остров Кассионе. Вы делаете туда экскурсии? — осведомился Клим у высокого и худого мужчины лет сорока в пиджаке, простой рубахе, брюках и штиблетах.

— Да, а что именно вас интересует?

— Монастырь. Говорят, он появился там очень давно.

— Первое поселение возникло ещё в эпоху римлян. Легионеры воздвигли каменные укрепления, контролируя проход судов, и построили виллу для отдыха. На её месте в 1186 году бенедиктинское аббатство и основало монастырь. Францисканцам его передали более чем через две с половиной сотни лет, и с 1447 года по настоящее время в нём обретаются монахи ордена. Я тоже чту его устав, но в миру. Почти весь заработок отдаю гвардиану нашего храма. Деньги приносят тревогу в души людей, и потому, как только они попадают ко мне, я стараюсь от них избавиться, оставив себе лишь самую малость.

— Насчёт денег и душевных переживаний точно подмечено.

— А вы приехали из Вены?

— Можно сказать и так, — ответил Ардашев и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил: — Долго ли нам плыть?

— Сначала