Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш
Великий везир пугается, затыкает уши. Раздается стук в дверь.
К а р а М у с т а ф а-п а ш а (быстро встает, прикрывает трон покрывалом, задвигает в угол). Кто там? (Открывает дверь.)
Входит с и л я х т а р Ю с у ф.
(С беспокойством.) Это вы, Юсуф-ага! Что случилось? В такой час…
С и л я х т а р Ю с у ф (тяжело дыша). Бейлербей Румелии Фаик-паша в опасности!
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Как это — в опасности?
С и л я х т а р Ю с у ф. Падишах по наущению ходжи-заклинателя приказал заковать Фаика-пашу в цепи, тайно доставить из Софии и здесь подверг его допросу с глазу на глаз.
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Не может быть! Заковать в цепи старого бейлербея, не известив меня, подвергнуть его допросу? Дело бейлербея должен был рассмотреть диван, он должен был принять решение, а затем сообщить падишаху. В чем же провинился бедняга?
С и л я х т а р Ю с у ф. Фаик-паша будто бы жестоко действовал в Румелии. Он вешал воров и разбойников на месте поимки, а уж потом получал смертные приговоры от софийского кадия[52].
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. А что, Фаик-паша должен был раздавать ворам и разбойникам подарки? Конечно, он их немедленно вздергивал на виселицу! Кто пожаловался на бейлербея?
С и л я х т а р Ю с у ф. Софийский кадий, ставленник ходжи-заклинателя…
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Ах вот как, ставленник ходжи-заклинателя…
С и л я х т а р Ю с у ф. Нужно что-то делать! Фаик-паша — один из немногих разумных людей, которых становится у нас в государстве все меньше; нужно любой ценой спасти его. Одна за другой рушатся опоры державы, ее огромное здание уже содрогается, нужно что-то делать, паша! Может быть, подставить свои плечи, чтобы помешать обвалу?
К а р а М у с т а ф а-п а ш а (сдерживая себя). Спасибо, Юсуф-ага. Я нахожу, что из окружения падишаха вы один принимаете близко к сердцу дела государства. Завтра утром я поговорю с падишахом. Да, нужно что-то делать, даже ценою собственной жизни!
Силяхтар Юсуф, поклонившись, уходит.
Сцена третья
Утро. Покои Ибрахима. С у л т а н И б р а х и м в беспокойстве расхаживает по комнате. Входит х о д ж а-з а к л и н а т е л ь.
С у л т а н И б р а х и м. Чем это ты надушился, ходжа? Это не амбра! Герань, что ли?
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Наш господин теперь безошибочно распознает запахи…
С у л т а н И б р а х и м. Почему прекрасные запахи так действуют на меня, ходжа?
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Запахи все равно что женщины, мой повелитель. Если вы все время чувствуете один и тот же запах, вы привыкаете к нему и в конце концов перестаете его ощущать. Так и с женщинами.
С у л т а н И б р а х и м. Это верно, ходжа! После путешествия в замок царицы пери я стал украшать свои ночи только белокурыми женщинами. В конце концов они стали для меня как зимнее солнце: светят, но не греют. Я принялся за темноволосых и поначалу нашел в них пленяющую сердце сладость летних вечеров; но в итоге — дыму много, а ни огня, ни углей.
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Надо чередовать их, мой господин. Новые женщины — это новые наслаждения, а новые наслаждения разнообразят жизнь.
С у л т а н И б р а х и м (задумчиво). Новые наслаждения разнообразят жизнь… Мой дядька величествен, как горная вершина, скажи, ходжа, как добраться до нее?
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой господин, эта вершина может превратиться в равнину по одному вашему слову! Не использовать ли вам тут случай с Фаиком-пашой, мой повелитель?.. Вы убедились, что Фаик-паша виновен. Если помните, софийский кадий сказал, что ему лично паша не причинил зла, однако он не мог мириться с тем, что Фаик-паша притеснял народ, потому и явился с жалобой. Виновность паши ясна как день — вряд ли софийский кадий лжет!
С у л т а н И б р а х и м (раздраженно). Ну, а при чем здесь Великий везир?
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Удар, обрушенный на Фаика-пашу, поубавит важности и Великому везиру.
С у л т а н И б р а х и м (размышляет и вдруг кричит). Начальник стражи!
Входит н а ч а л ь н и к с т р а ж и.
Казнить Фаика-пашу!
Начальник стражи, склонив голову, выходит. Султан Ибрахим в волнении расхаживает взад и вперед. Величаво входит К а р а М у с т а ф а-п а ш а, целует полу его одежды.
(Возбужденно.) Добро пожаловать, дядька! Каким ветром занесло тебя сюда в такой ранний час? Важные государственные дела, которые не терпят промедления?
К а р а М у с т а ф а-п а ш а (с трудом сдерживая гнев). Что происходит, мой падишах?
С у л т а н И б р а х и м (притворяясь, что не понимает). А что происходит, дядька?
К а р а М у с т а ф а-п а ш а (с прорывающимся гневом). Как можно зарезать старого бейлербея, словно барана, не разобравшись хорошенько в его деле, без доказательства его вины? Разве я напрасно ношу вашу печать? Все бейлербеи отвечают передо мной, а я отвечаю за них перед вами! Как же можно казнить пашу, не посоветовавшись с Великим везиром?
С у л т а н И б р а х и м (слабо упираясь). А я… Разве я не падишах и не могу делать что хочу?
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Быть падишахом — это прежде всего значит быть справедливым, мой повелитель, охранять права каждого. Власть и беззаконие не могут долго шествовать рука об руку, иначе власть неминуемо приходит к гибели. На основании каких документальных свидетельств вы казнили Фаика-пашу?
С у л т а н И б р а х и м. Знать не хочу никаких свидетельств! Казнил, и все тут.
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. В таком случае, мой повелитель, упраздните все государственное устройство! Пусть не будет ни дивана, ни Великого везира! И зачем нашей стране суды, если вы чините суд над людьми, как вам взбредет на ум! Правда, с помощью ходжи-заклинателя!..
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (Великому везиру). На Фаика-пашу подал жалобу софийский кадий, мой господин. Он проделал немалый путь, пока добрался сюда.
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. На кого же этот кадий оставил дела правосудия в такой огромной провинции? С чьего разрешения он сюда прибыл?
Ходжа-заклинатель в замешательстве.
(Достает из-за пазухи печать.) Простите, мой падишах, я не могу служить тирании.
С у л т а н И б р а х и м (растерянно, показывая на печать). Нет, дядька, нет, храни ее у себя.
К а р а М у с т а ф а-п а ш а (спокойно, но с горечью). Жаль Фаика-пашу, очень жаль. Мой падишах, ничто не может существовать без правосудия. Даже ничтожно малая несправедливость нарушает гармонию в стране и потрясает престол бога.
С у л т а н И б р а х и м (виновато, робко). Но ты не отказываешься от моей печати, дядька, правда? Она по-прежнему останется у тебя?
К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Останется, пока вы находите это нужным.
С у л т а н И б р а х и м. Значит, мы помирились. Ступай теперь, дядька! В душе у меня снова глубокая тоска…
Великий везир, поцеловав полу его одежды, уходит. Султан Ибрахим задумчиво прохаживается. Раздается звук барабана. Султан Ибрахим и ходжа-заклинатель в недоумении. Входит К ё с е м-с у л т а н.
К ё с е м-с у л т а н (радостно). На свет пожаловал еще один представитель дома Османов.
Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах, поздравляю вас! Вы сделали шаг к бессмертию. Будьте
