Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург

Роман получился не антивоенный, а послевоенный. Его пишет всезнающий автор Ремарк, а рассказчиком выступает Пауль Боймер, фигура вымышленная. Симпатичный, наивный молодой человек, духовно выросший в мире вильгельминизма, правители и бюргеры которого не желали видеть последствий патетических выступлений Германии на международной арене. Аргументация рассказчика, его прозрение по ходу действия в романе — это и есть предупреждение Ремарка немцам, которые снова готовы следовать за глашатаями милитаризма и авторитаризма.

В романе множество сцен, написанных с грубым солдатским юмором. Бывшие новобранцы устраивают выволочку унтер-офицеру Химмельштосу и, возвысившись в военной иерархии над Кантореком, мстят своему бывшему классному наставнику, а теперь ополченцу, гоняя его по казарменному двору. Такие эпизоды контрастируют с ужасами окопной войны, описывая одну из многих реалий совместного проживания в принудительно созданных сообществах. Анализируя ремарковский текст, Губерт Рютер указывает в этой связи на традицию плутовского романа и выявляет один весьма интересный аспект произведения.

Если роман «На Западном фронте без перемен» был поначалу положительно воспринят и некоторыми апологетами войны и милитаризма, то прежде всего потому, что Ремарк на всем его протяжении славит «товарищество», сплачивающее людей в адских условиях фронтовой жизни. И националистически настроенные писатели видели в единении фронтовиков момент, который не мог не запечатлеться в их памяти как величественный и прекрасный. «Но самое главное это то, что в нас проснулось сильное, всегда готовое претвориться в действие чувство взаимной спаянности, и впоследствии, когда мы попали на фронт, оно переросло в единственно хорошее, что породила война, — в товарищество!» Одиночество — ключевое понятие в жизни и творчестве Ремарка. Начиная с первых послевоенных лет Ремарк постоянно сетует на ощущение внутренней изолированности, на невозможность наладить тесные отношения как с одним человеком, так и с несколькими людьми. Он любит подчеркнуть, что не чувствовал себя одиноким только на войне. В последующих романах его гимны «товариществу» будут окрашены меланхолией, центральную роль это чувство сохранит за собой и в более поздних книгах — при описании отношений, складывающихся между мужчинами и женщинами. Нет сомнения, что все это будет художественным отражением глубоко личного чувства, испытанного на фронте, а также объясняющего, почему часы, проведенные среди друзей в «приюте грёз», оставили в памяти писателя неизгладимый след. Мы еще коснемся этой темы, обсуждая роман «Три товарища», одним своим названием подчеркивающий значение понятия «товарищества» для Ремарка. Что же касается романа «На Западном фронте без перемен», то читатели веймарских лет чувствовали, что его автор обращается к ним и понимает их, высоко ценя сплоченность, которая отличала тех, кто испытал все муки ада на недавней мировой войне.

И под конец несколько слов о заглавии книги. В Германии оно быстро стало крылатым выражением. Взято было из военных сводок, в которых использовалось от случая к случаю. Выбрано ли было Ремарком или издательством — вопрос второстепенный. Еще перед тем, как отправить текст в печать, редакторы «Фоссише цайтунг» озаглавили его столь же немудреным, сколь и корявым словосочетанием «На Западе ничего нового». Решающим оказалось значение, которым заглавие наполнилось, когда было включено в последний абзац книги. В день гибели Пауля Боймера в военных сводках прозвучала фраза «На Западном фронте без перемен». Смерть человека в мире военщины и войн стала безликой нормой.

Глава пятая

«Я БЕГУ ОТ ЛЮДЕЙ» (1929–1931)

В жизни Ремарка произошел крутой поворот. Журналист, известный лишь читателям «Шпорт им бильд» и узкому кругу столичного общества, за несколько недель превратился в знаменитость. Название книги и имя автора фигурировали во всех газетах, полемика вокруг романа и писателя обострялась с каждым новым изданием. Гонорары от издательства «Ульштейн» стремительно возрастали, вскоре потекли деньги из США и Англии, где книга тоже хорошо раскупалась, и наконец, за передачу прав на экранизацию он получил 100 тысяч долларов — сумму по тем временам огромную. Сын ремесленника из Оснабрюка вдруг стал очень состоятельным человеком. Таким он встретит и конец своей жизни.

Ремарк шокирован реакцией публики, но не прочь и пококетничать своей известностью, придерживаясь версии, распространенной издательством «Ульштейн»: он и его книга аполитичны, почти все он видел и пережил сам, о статусе профессионального писателя и не мечтает, взяться за перо его заставило колоссальное нервное напряжение. Раз за разом, словно одержимый, повторяет он, что в его книге нет ни грана тенденциозности, «ибо она аполитична». С наивностью новобранца, не нюхавшего пороха, он пишет британскому генералу Иэну Гамильтону: «Я не чувствовал в себе призвания рассуждать о войне. Пусть это право останется за вождями; ведь только они знают все, что нужно знать о ней».

Националистом Ремарка, конечно же, не назовешь, но и ему в это время национальные чувства вовсе не чужды. Атаки на его «непатриотическое писание», клеветнические высказывания рецензентов по его адресу, принимающие порой гротескные черты, переживаются им очень болезненно. Неизменно подчеркивая свою аполитичность, он не только следует стратегии продаж и уходит от идейной полемики — в его словах и добрая доля личной убежденности. «Книга о войне всегда подвергнется критике с политических позиций, — пишет он своему английскому партнеру по переписке, — мое же произведение требует иного подхода, ибо его направленность не была политической: ни пацифистской и ни милитаристской, а чисто человеческой».

Не обретает он политической родины и у левых. На собрания к ним не ходит, их пацифистских и антимилитаристских воззваний не подписывает. Это при том, что час идеологов давно пробил. Неудивительно, что на человека, имя которого у всех на устах, но который категорически отказывается примкнуть к какой-либо из партий, гнев их обрушивается с удвоенной силой. Ремарк сидит промеж всех стульев и не собирается покидать неудобное место. Такая позиция вызывает уважение лишь у немногих, публично, во всяком случае, хвалят его очень редко. Блестящий полемист и вольнодумец Тухольский делает это, откликаясь на сатирические потуги Саломона Фридлендера (Миньоны) и не скрывая своей симпатии к Ремарку: «Нельзя откладывать борьбу, принимаясь клевать буржуазного автора, чье поведение после беспримерного успеха в истории немецкого книгоиздания является образцовым. Этот человек не рассказывает нам духоподъемных историй, он сдержан и скромен. Он не разыгрывает из себя ни какого-нибудь почетного председателя, ни самого благородного сына нации. Не позволяет фотографировать себя сверх необходимого, и потому можно было бы пожелать некоторым собратьям по перу такую же меру такта и ненавязчивости, какую обнаруживает на наших глазах этот самый Ремарк».

Точнее, пожалуй, уже не скажешь. Ремарк относится к шумихе вокруг своего имени спокойно, даже конфузливо. «Я неохотно рассказываю о себе, не выступаю с докладами, не читаю публично