Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко
Мужчина грустно вздохнул и покрутил в руках телефон с разбитым экраном.
– Теперь вот домой еду.
– Это ужасно, – проговорила Мила.
Ситуация была так похожа на ее собственную. Нет денег, жить негде. Приходится возвращаться обратно, к нулю. Ей даже стало жаль этого мужчину, на вид ему было около сорока, половина жизни позади. И ту он потерял. Потратил зря.
– Да нет, – вдруг сказал он и улыбнулся, впереди не хватало одного зуба. – Начну сначала. Пойду просто другим путем. Не всем же с первого раза столицу покорять.
Мила непонимающе смотрела на мужчину. Вид у него был жалкий, с таким лицом надо на поезд не садиться, а под него ложиться. Но мужчина смотрел весело светлыми голубыми глазами. Словно не так все плохо, и хуже бывало.
– Меня еще побили, – усмехнулся он. – Прямо перед рейсом друг приехал на вокзал со своими, они меня поелозили по асфальту. Мол, я их кинул. На деле он сам виноват, связался не с теми, бюджет весь слил. Бог ему судья, надеюсь, я с ним больше никогда не встречусь.
Как после такого у этого человека еще сохранилась вера в будущее?
– Деньги приходят и уходят, – серьезно сказал мужчина. – А жизнь течет и постоянно меняется. Как река. То пороги, то разлив, то грязь, то чистейшая вода. Сейчас мои деньги утекли. Друзья утекли. Остались только мать да батя. Ну послушаю я их причитания, устроюсь слесарем. Скоплю денег и открою свой бизнес, без ушлых друзей. Может, слышала о людях, которые долго-долго идут к цели и в итоге добиваются ее? Я верю, что и про меня так говорить будут. И я всего лишь в начале своего пути.
Мила слушала его план и пыталась примерить на свою жизнь. А что может сделать она?
– Коровушкой стать, – подсказал голос в голове.
– Меня на работу не взяли, – пожаловалась Мила незнакомцу. – Тоже денег нет, приходится возвращаться в город, из которого так стремилась уехать.
Мужчина внимательно посмотрел на нее и улыбнулся. По-доброму, со всей мудростью, что успела у него накопиться.
– Все у тебя будет. – Он сказал так уверенно, будто этом не было никаких сомнений. – Трудности закаляют человека. Я верю, что у тебя все получится. Вся жизнь впереди. И другие в тебя верят. Ну и что, что возвращаешься, значит, так надо. Надо начать все сначала.
– Или стать коровушкой, – тихо сказала Мила, но мужчина ее услышал.
– Корова – животное подневольное. – Он повторил то, что говорила уборщица. – Ей чип в ухо вживляют и следят, где она гуляет. Корову доят всю жизнь принудительно, кроме того времени, что она в «запуске» – теленка вынашивает и кормит. А потом на мясо ее. Нет, я готов еще раз в каком-нибудь дерьме оказаться, но только не коровой стать. Вообще, знаешь, животным быть не очень интересно, за тебя все решили, захотели, вообще на ужин пустили. А вот человек – хозяин своей жизни.
Мила нахмурилась. Про чипы она не помнила. Из детства сохранились воспоминания, как шли коровы на пастбище, а от них в рассыпную разбегались дети. И бабки из окна кричали:
– Осторожно! Коров ведут!
Тогда коровы казались такими свободными, серьезными. И детский мозг напрочь исключил из памяти погонщика, который шел за коровами и хворостиной подгонял их.
Мужчина задумался о чем-то своем. Выключился из разговора, резко погрустнел. Будто прошлое тянуло его назад, в те дни, когда ему казалось, что заарканил удачу, что обязательно все получится. Все просчитал, без ошибок. Что рядом был тот партнер, который всегда поддержит. И теперь все это больше не имело смысла. Стало прошлым, которое надо отпустить. Потому что теперь это якорь, и тянет этот якорь на самое дно.
Когда Мила посмотрела на него снова, мужчина уже спал. Свесил голову на плечо, сжав в руке разбитый телефон. Во сне он выглядел моложе. Отросшая борода торчала клочками, волосы свалялись. Интересно, где он спал последнее время, неужели в подъезде? Мила мысленно вернулась к разговору. Он сказал, что в нее верят другие…
– Да я сама в себя не верю, – тихо сказала ему Мила. – Что уж о других говорить?
И это была первая правда, в которой она призналась. Для начала самой себе.
* * *
Первое время без ведьмы было сложно. Привыкшая во всем полагаться на шептуху, деревня чувствовала себя так, словно отмерла какая-то важная ее часть и начала гнить. Учениц у ведьмы не было, поэтому стали обращаться к знахарке в соседнюю деревню. Общими усилиями удалось прогнать татей. Постепенно жизнь в деревне возвращалась в свое русло.
Прошло два года. Крошечка стала замечать, как с каждым днем грустнее становится матушка. Что-то беспокоило ее, мешало жить спокойно. На вопросы она не отвечала, лишь грустно смотрела на дочь, целовала ее в лоб и просила выполнить какую-нибудь работу по дому – отвлекала от расспросов.
Когда Крошечке минуло семь зим, матушка совсем распереживалась. Много плакала, молилась и просила высшие силы защитить дочь.
Однажды ночью матушка пропала. На утро к дому пришла молодая коровка. Как ее ни гнал отец, уходить не хотела. Матушку искали всей деревней, пришли на помощь соседи. Словно сгинула. Пошел слух, что обрывок ее сарафана видели в реке.
Отец резко постарел, поседел. Крошечка испугалась, что и он пропадет, как матушка. Но тот только стал угрюмым, перестал смеяться. Лишь изредка приходил к молодой коровке, изливал ей душу.
Когда в небе светила полная луна, Крошечка увидела сон. Матушка стояла на холме возле дома, ветер трепал ее распущенные волосы. Рядом стояла шептуха. Крошечка испугалась, окликнула маму, но та не услышала. Мать то ли дала руку ведьме, то ли ухватила за рог невесть откуда взявшуюся корову – Крошечка не могла во сне разобрать. Хотелось кричать, звать матушку домой, «отцу плохо». Но матушка не слышала.
– Прошло семь лет, надо платить долг, – донес ветер шепот ведьмы.
* * *
Дома ничего не изменилось. Все та же прихожая со вздувшимися обоями. Старый сервант, в котором бабушка хранила хрусталь. Бесполезные вазы до сих пор стояли, как музейные экспонаты. Даже на Новый год их не доставали – не дай бог разобьют. За сервантом дверь на кухню, там слышался журчащий звук радио. Его не выключали даже ночью, воспринимали как часть домашней обстановки. Радио старалось перекричать телевизор, которого раньше не было.
Дверь в комнату Милы была приоткрыта,
