Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко
Маришка взглянула на ледяного духа, и ей почудилось, что в его глазах мерцают понимание и надежда. Или она очень хотела в это верить.
– Послушай, – медленно подбирая слова, заговорила она, остро чувствуя, что сейчас все зависит от нее, от того, сможет ли она переубедить сестру. – Мы привыкли к морозу, привыкли, что даже в избе у печи нужно кутаться в платки и кофты, чтобы не мерзнуть. Мы привыкли, приспособились, вытерпели. Мы уже были покорными и послушными – много, много лет. Но никто не смилостивился над нами. Так может, мы все делаем неправильно? Ведь никто уже не помнит, как возник этот обряд…
«А если я расскажу, решат, что рехнулась».
Настенька колебалась, ежилась зябко в платье, нервно терла покрасневшие пальцы. Ей все еще было холодно. И Маришка совсем тихо добавила:
– Тепло приходит только перед смертью, когда бог своим дыханием твою кровь леденит. Ты же и сама это знаешь, ты же чуть не замерзла. Разве только тогда тебе не было тепло?
Она вздрогнула, дернулась как от удара и, едва шевеля губами, прошептала сдавленно:
– Да… только тогда и было.
Словно дождавшись знака, ледяной дух шагнул к экрану и зачитал текст, ровно и без эмоций. От механического холода в его голосе Маришку передернуло.
– Прошу предоставить контрольную информацию о текущем состоянии климата.
Настенька снова дернулась и зажмурилась и не видела уже, как с одинаковой надеждой на нее смотрят и Маришка, и ледяной дух. Она набрала воздуха в грудь, и в этот момент Маришке показалось, что она сама забыла, как дышать.
– Холодно! – Так и не открыв глаза, почти выкрикнула Настенька и обхватила себя за плечи. – Очень холодно!
И шепотом добавила:
– Что же я батюшке скажу?
Маришка судорожно выдохнула и шагнула к сестре, прижала ее к себе.
– Ничего не говори. Они потом поймут, что ты всех нас спасла.
* * *
У открытых ворот Настенька замялась, с затаенным ужасом глядя на гладкое полотно снега. Новая метель слизнула все недавние следы, запорошила лес, до блеска отполировала небо, и оно теперь блестело насыщенной синевой над высеребренными деревьями. Она оглянулась на Маришку, но та покачала головой:
– Я останусь. Может, твоих детей и внуков еще переубеждать буду.
Сердце сжала тоска по матушке и Аленке, но Маришка только сильнее зубы сжала. Отчим – порядочный человек, он их не бросит.
Кто-то же должен создать новые сказки и легенды, в которых воспевать будут не слепое смирение и ложь из страха обидеть, а правдивость. В деревне к ним пока еще не готовы, но ничего, Маришка расскажет их тем, кто придет сюда после Настеньки, и те, кто боялся говорить с ледяным духом, прислушаются к ней.
Маришка верила в это. Верила, что новые сказки, ее сказки, останутся навсегда.
Ведь теперь надежда все-таки есть.
Надя Сова
Косточки-колючки
По мотивам сказки «Крошечка-Хаврошечка»
Пламя было повсюду. Охватило барную стойку, облизало кофемашину. Время стремительно утекало и тратилось на бесполезную панику. Не получалось вернуться обратно в подсобку, чтобы забрать документы. Как это вообще случилось? Почему огонь распространился так быстро?
Мила была на перерыве в подсобке, когда услышала крики в зале. Выбежала на шум и в ужасе застыла. Кажется, гореть начало этажом выше. Пламя охватило сначала потолок, потом по стенам перешло на декоративные полки. Как его не заметили? Огонь ревел, заглушал все мысли, отключал мозги. Что делают в таких случаях? Бегут? Спасаются? Помогают другим?
– Аглая! – голос сорвался.
Где-то в зале была старшая смены, подруга, опора и поддержка. Мила пыталась рассмотреть ее сквозь дым. Закашлялась, поняла, что еще немного, и искать нужно будет уже ее саму. На улице столпились люди, орали сиренами машины пожарной бригады и скорой помощи. Только сейчас Мила оценила масштаб трагедии – огонь охватил все здание. Где подруга? Где Аглая?
Словно в ответ на этот вопрос из густого дыма показалось несколько человек, они несли носилки. Мила узнала лежащую на них старшую смены. Лицо девушки обгорело, рабочий фартук был похож на обугленное решето. Скорая взвизгнула сигналкой и увезла Аглаю так быстро, что Мила не успела даже подойти к подруге. Но того, что она увидела, уже хватило, чтобы начать переживать за нее. Аглая очень заботилась о своей внешности, мечтала работать моделью. И были все данные, были договоренности, даже первые проекты, которые удавалось совмещать с учебой и работой в кофейне. Теперь вместе с лицом сгорели мечты Аглаи о карьере модели – такой вывод сделала для себя Мила.
В том пожаре сгорели не только мечты подруги, но и все документы Милы. Она хранила их в шкафчике для персонала, который так удобно запирался на ключ и выглядел надежнее расшатанных тумбочек в общаге. Только теперь все надежно спрятанные документы превратились в пепел. От такого жара все шкафчики покорежило, не спасли ни металлические стенки, казавшиеся такими прочными, ни замок.
Все крепче становилось ощущение, что сгорела вся жизнь. Ничего не осталось.
– Вот бы стать коровушкой, – прошептала себе под нос Мила.
Эта фраза появилась еще в детстве. Однажды она вернулась домой после школы в слезах – мальчик, который очень нравился, высмеял ее, выставил полной дурой перед всем классом. Мать не поддержала, сказала, что Мила сама виновата, надо было постоять за себя. Было стыдно, очень стыдно за то, что она такая слабая и никчемная. В тот день, а затем и в другие подобные моменты Мила бежала в яблоневый сад за домом, садилась на старенькую лавочку среди деревьев и просто смотрела, как летают вокруг яблонь пчелы. Там же стояла старая ржавая труба, оставшаяся от какого-то забора. На ту трубу кто-то насадил старый коровий череп. Местные дети очень боялись его, поэтому не подходили к лавочке, а Мила любила этот уголок спокойствия. Коровий череп висел рядом, не пугал, лишь слушал причитания девочки, как несправедлива к ней жизнь.
– Вот бы стать коровушкой, – сказала однажды Мила и ярко представила себя той самой коровой на лугу.
Вот она пасется среди Альпийских гор, жует траву, фермеры заботятся о коровке. А из молока делают вкусную шоколадку, прямо как в рекламе. И никаких забот, никаких тревог, никаких одноклассников,
