Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко
У ворот снег был исчерчен следами людей и глубокими колеями колес. Но дальше, к северу, где чернели мертвые деревья, только одна цепочка следов разрывала гладь белизны. Пусть днем метель и заметет все начисто, а все же Маришка старалась след в след шагать. И идти так легче – да и не так страшно.
Маришка выдохнула облачко пара, и оно густым инеем осело на воротнике. Если даже ей здесь не по себе, то каково было Настеньке?
Слева серела стена – высокая и длинная, насколько хватает глаз. Никто не знал, что за ней – она прорезала лес насквозь, и даже самые смелые юнцы старались не подходить к ней. Говорят, стена заканчивается огромными вратами, которые никогда не открываются. Говорят, за вратами живет бог мороза, и стена сдерживает его убийственное дыхание. Говорят, только наследники жреца могут пройти через эти врата – но они, конечно, никому об этом не рассказывают.
Одно Маришка знала точно – близко к стене опасно подходить по весьма прозаичной причине: вдоль нее тянется глубокий овраг, засыпанный снегом и колотым льдом, таким острым, что может насквозь пробить человека. Именно так и погиб ее отец – полез за одним из сорванцов, вытащил того, да сорвался сам. До сих пор, если закрыть глаза, можно увидеть, как дымится на морозе кровь, ослепительно алая на безупречной белизне.
Следы становились все глубже и длиннее, быстро превратившись в неровную борозду – видать, Настенька выбилась из сил и едва переставляла ноги. Под березой, аркой изогнувшейся под тяжестью слежавшихся снежных шапок, она остановилась и долго сидела. Отдыхала, может быть. Или плакала – теряя силы и обжигая щеки быстро замерзающими слезами.
Маришка и раньше думала, что посылать в лес ребенка – жестоко до скрежета зубовного, но только сейчас она осознала, насколько же это действительно… бесчеловечно.
Через несколько часов налетел ветер, швырнул в лицо поземку – первую предвестницу вьюги. Разом и куртка показалась слишком тонкой, и сапоги слишком легкими. Маришка обхватила себя руками, попыталась капюшон поглубже натянуть, да шквалистый ветер раз за разом его срывал. Еще немного – и заметет след Настеньки, и вовсе его не найти будет. Только один ориентир и останется – стена, что так и возвышается над головой, над лесом, а может – и над облаками.
Завыло за деревьями, загрохотало. То ли ветер старые, обледеневшие до корней деревья валит, то ли волчий пастырь снежных волков вывел, по кронам шагает, жертву им подыскивает. Увидит в лесу Маришку, махнет рукой – и налетит вьюжная стая, загонит, клыками в руки-ноги вопьется, по кусочкам растащит, а как пройдет полнолуние, и сама Маришка вьюжной тварью обернется и под частокол выть явится. А ведь в лесу заметить ее просто, темное пятно среди бескрайней белизны, ни за кустом, ни за деревом не спрятаться…
Маришка выдохнула резко, от нового удара ветра руками закрылась. О чем она только думает? Никогда же в эти побасенки не верила и над другими посмеивалась! А вот гляди ж ты, осталась одна в лесу, со стихией наедине, и все самые страшные сказки в голову полезли, только успевай отмахиваться!
Лучше о другом бы подумала: что делать будет, когда метель разыграется и все белым заволочет? Ведь не только след сестры, даже стену разглядеть не получится! Надо сейчас поспешить, сил не жалея, чтоб потом не блуждать в снежной круговерти, все дальше и дальше уходя от любых ориентиров. Ведь должна же она вскоре нагнать Настеньку? Много ли пройдет маленькая девочка, да еще и с тяжелой корзиной? Не может же быть такого, чтобы она, Маришка, шла гораздо медленнее сестры?
Конечно, нагнать Настеньку она не успела. Серая мгла заволокла небо, и утро, едва успевшее светом лизнуть снег меж деревьями, тут же сменилось глухими сумерками. Ветер выл все громче и громче, швырнул в лицо первый ком крупного колючего снега, второй, а потом он повалил без просвета. Снежинки больно жалили лицо, налипали на ресницы, и все труднее давалось глаза разлепить. Словно и лес, и весь мир ополчились против Маришки: ты чужая здесь, ты без разрешения сюда пришла, так умри же, усни под снегом, чтобы никогда больше не проснуться!
Она еще пыталась идти, пока след перед ней окончательно не пропал. Тогда Маришка вцепилась в ближайшее дерево, чтоб ветер не сшиб ее с ног, стиснула зубы. Насколько глупа надежда переждать вьюгу? Насколько ей хватит сил, пока она не начнет замерзать, погружаясь в последнюю дрему?
Маришка прижалась к ледяному стволу, чувствуя, как лютый холод капля за каплей просачивается в тело. Глупо это было: и пытаться переждать вьюгу, и идти одной в лес, в его дикую, неизведанную часть, и вообще – слушать Ратко. Сам-то он в тепле остался.
Постепенно колотивший ее озноб прошел, и вой ветра стал тише и дальше. Снег валил и валил, белым полотном отрезав Маришку от всего мира, словно ничего больше не осталось кроме нее, дерева и бесконечного снегопада. Стало теплее, а все тревоги поблекли и отступили. Все в порядке, сейчас она немного согреется, восстановит силы и пойдет дальше. Конечно, у нее все получится…
И когда в шепоте снегопада Маришка различила насмешливое «Тепло ли тебе, девица?», она поняла, что замерзает.
Вырвать себя из леденящих объятий подступающей смерти оказалось не просто трудно – почти невозможно. Разлепить глаза, сделать шаг, второй. Не упасть. Схватиться за другое дерево, оттолкнуться, сделать два заплетающихся шага до следующего. Надеяться, что она бредет в верном направлении. Надеяться, что не рухнет без сил в сугроб. Надеяться, что придет к воротам.
Надеяться.
Вьюга утихла. Снег все еще валил, но медленно, крупными хлопьями. След замело, но сквозь рябь снегопада различимо темнела стена. Маришка улыбнулась побелевшими губами – не так уж она и отклонилась от пути.
К воротам она выбралась неожиданно для себя. Лес сменился просекой, а серый массив стены – черным пятном грубых створок. Снег перед ними оставался нетронут – пышное, мягкое полотно поверх наста. Маришка не обеспокоилась – все следы Настеньки слизнул снегопад, она еще на рассвете должна была пройти сквозь врата. Пора последовать за ней.
Когда Маришка шагнула из-под сени деревьев, сердце натужно колотилось едва ли не в горле. Стало страшно – намного страшнее, чем во время вьюги. Очень ясно Маришка поняла, что если она постучит во врата, то дороги обратно не будет. Сейчас еще она могла вернуться – просто отступить, побрести домой,
