Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко

Иван вернул царевну в терем и не показывался с того дня, как она наворожила ему грозного воина. Прошло немало времени – несколько лун; без Ивана царевна не колдовала, поэтому сумела набраться сил и впервые за год задремала в человеческом теле. Вот ей и привиделся холодный хрустальный чертог – огромный и пустой. Полупрозрачные колонны подпирали арочный потолок. У дальней стены ступени поднимались к высокому престолу, на котором сидел сам чернокнижник, – такой, каким царевна его запомнила. Действительно, молодой – лет двадцати; он опирался на подлокотник и недобро щурился.

Не сон, а картинка. Царевна и себя видела, но будто бы со стороны: еще румяную, гордую, без единой царапины на мягкой белой коже. И взгляд у нее был прямой, бесстрашный – так мог смотреть лишь человек, уверенный, что его и пальцем не тронут. Еще бы! Балованная царевна, любимая дочка. Глаза – как два прозрачных голубых озерца. Нос – вздернутый, губы – искривленные вздорной ухмылочкой. И говорила-то как!

«Лучше сгину, чем за тебя пойду, чародей».

М-да уж… Следовало выбирать слова осторожнее.

Однако этой науке она научилась позднее.

Звонкий голос эхом раскатился по чертогу. Кош Бессмертный тогда побледнел, а царевна лишь еще выше вскинула подбородок. Ах, глупая-неразумная… Еще не знала, что ей придется пережить. На ту себя, прежнюю, нынешняя царевна смотрела, как на другого человека – словно на остроязыкую младшую сестру. Что сейчас осталось у нее от той холеной красавицы? Ни имени, ни храбрости. Взгляд стал усталым, голос – горьким, насмешливым. Любопытно, поменялся ли за эти годы Кош Бессмертный.

Должно быть, подумала царевна сквозь дрему, он несчастный человек. Счастливые люди не превращают в лягушек отвергнувших их невест. Но что ей его жалеть… История написана. Кош теперь наверняка подыскивает себе другую девицу, а царевна служит Ивану – сделанного не воротишь.

На этом сон и закончился.

Царевна немного покрутилась на лавке и со вздохом села. Увидела, что в крохотное оконце, вырубленное под потолком, брезжил свет – наверное, было раннее утро. Тело еще не требовало превращения, и царевна, накинув на плечи платок, подошла к двери и постучалась. Она попросила у стражников, чтобы те позвали Марью и отвели их в летний сад – стражники подчинились; значит, новых приказов Иван не передавал.

Стояла прохладная весна, но царевна не взяла с собой ничего теплее платка: чем больше времени она проводила в лягушачьем теле, тем терпимее становилась к холоду. Она наскоро заплелась и пошла гулять с Марьей.

Небо было пасмурным, и в воздухе пахло сыростью. На деревьях набухли почки. Местами кое-где уже пробились первые зеленые листья – любуясь, царевна осторожно трогала их кончиком ногтя и задавала Марье множество вопросов.

Она хотела, чтобы Марья рассказала ей о своем женихе – добродушном парне, служившем в конюшнях Ивана. А еще – о своих братьях и сестрах, о родителях, живущих в деревне за крепостными стенами. О том, что происходило в городе – случилось ли за последнее время что-то значительное и забавное? Приезжали ли издалека купцы? Привозили ли новые товары на ярмарки?

Это позволяло ей проникнуться жизнью за пределами терема и поверить, что там, за порогом, может быть удивительно и хорошо.

– У-у, госпожа моя. – Марья разводила руками. – Не знаю, увлекут ли тебя мои россказни!

И охотно начинала делиться.

Царевна слушала, не перебивая. Марья рассказывала о своей грядущей свадьбе – только подкопят, и сразу поженятся!.. – и о диковинках, которые привозили заморские купцы. О том, как отелилась родительская корова, какой праздник обещает устроить на весеннее равноденствие посадник, оставленный в городе Иваном, и за кого согласилась пойти видная боярышня, устроившая женихам шутливое состязание. В общем, Марья говорила обо всем на свете – только не о войне, которую Иван начал еще осенью. Как он решился воевать в зиму и почему до сих пор не вернулся? Что об этом судачили люди? Царевна была уверена, что слухов ходило немало, но Марья не повторяла ни одного. Очевидно, из осторожности – стражники всегда были рядом. Поэтому царевна и не выспрашивала. Оставалось надеяться, что, если Марья так бойко болтала, ее жениха-конюха не взяли в поход.

Обойдя сад, девушки сели под раскидистым орешником. Стражники остались за ближайшим кустом, но царевна не сомневалась: чуть что – окажутся рядом и вцепятся, как волки. Поэтому просто поддерживала разговор с Марьей, изредка подбрасывая ей вопросы, как ветки в огонь.

– …представляешь, госпожа моя! И впрямь принялись колотить друг друга у прилавка. Зацепили корзину с бусами, и-и… – Марья всплеснула руками.

Царевна слушала с таким вниманием, словно в ее жизни не случалось ничего примечательнее драки в ярморочный день. Хотела было вежливо уточнить, что с торговцем – ладно-то потасовщики, а возместили ли ему убытки? – но передумала прерывать Марью.

Впрочем, та замолчала сама – за кустом послышались шаги.

Значит, приближался стражник.

– Похоже, засиделись, – сухо заметила царевна.

Марья пожала плечами и кротко улыбнулась. Бывает, мол. Но чем ближе раздавались шаги, тем страннее становилось царевне – не слишком похоже на стражниковы… Мягкие, но пружинистые.

В конце концов, из всех развлечений ей только и осталось, что выслушивать, как ходили за ее дверью.

Ох Марья, Марья… Та еще лиса! Неужели не знала, что он вернулся? И ведь даже не намекнула.

Царевна глянула на служанку укоризненно, но ничего не сказала: уж не ей упрекать кого-то в боязливости.

– Де-е-вицы-красавицы, – задорно протянул Иван. – Никак отдыхаете?

Марья тут же вскочила и поклонилась в пояс. Царевна приветственно склонила голову – так повелось, что Ивану она не кланялась; он всегда оказывался перед ней слишком внезапно – и ему самому всегда было не до приличий.

Сегодня он показался особенно красивым и статным. Смахнул со лба гречишные кудри, приветливо улыбнулся… Только у царевны недобро защекотало в животе.

– Ну, хватит, – сказал он Марье. – Можешь выпрямиться. Негоже такой хорошенькой девушке гнуть спину. – И присвистнул: – Надо же, как покраснела! Замерзла, или я смутил? – Перевел взгляд на царевну. Отвесил ей неглубокий поклон. – Душа моя-помощница, здравствуй!

Ладони царевны вспотели.

– Здравствуй, Иван-царевич, – произнесла она учтиво, с прохладной улыбкой, хотя ее постепенно охватывал страх.

Царевна попыталась разобраться, что именно ее напугало. Сам Иван не выглядел угрожающим – напротив, он был приятен и весел. На его плече лежал красный плащ, заколотый фибулой в виде медвежьей головы, а на высокой скуле почти зажил глубокий порез – осталась лишь темно-багряная корка. Вот и все изменения.

Царевна нередко видела Ивана благосклонным и подобревшим, – но он всегда становился таким после