Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко
Он все же чуть растерялся:
– Что?
– Не пробуйте врать! – отрезала Вольяна, с дрожью вспомнив мертвое чудовище и крики Грозы Морей. – Я чужая. Человеком долго не пробуду. Сколько голов у меня вырастет?
– О нет, нет… – удивленно, но уверенно возразил он. Подошел, хотел коснуться, но она попятилась. – Ясно. Запутали вас? Все сложнее. В чудовищ только те превращаются, кто на Буян из нелюбви к родной земле бежит. Те же, кто мирно, без обиды ее отпускает, живут припеваючи. Вы свой дом явно любите…
– И хочу вернуться! Скорее! – упрямо оборвала Вольяна.
Король вздохнул. Зажмурился на миг, словно заболела голова, потер виски. И кивнул.
– Что ж. Как знаете. Рвите яблоко. И плывите разбивать свое сердце.
Лицо его окаменело. Вольяна закусила губу, потянулась к ветке – сжала розовый плод. Он не пульсировал, не грел, был на ощупь как стекло. Вольяна отчего-то замерла, медленно оглядывая рощу. Золотые яблоки, синие, а какие красивые оранжевые – совсем рядом…
– Ну же, – подтолкнул Альбатрос. Теперь с недобрым азартом. – Что, испугались?
Нет. Ничуть. В конце концов, не попробует – не узнает.
– Спасибо, – шепнула она, потянула было черенок…
– Нет!
– Девка! Не смей!
Топот, два крика. Свист, удар плети по руке, но не сильный – только пальцы отдернулись, так яблоко и не потревожив. Вольяна развернулась. Бессчастный и Гроза Морей бежали к ней.
– Эти яблоки не молодильные! – морозно выдохнул пират, подскочив. Сжал кулаки. – Они приворотные! Сорвешь – влюбишься в того, кто под дерево притащил!
Вольяна посмотрела на Альбатроса. Тот криво усмехался. И был всего в паре шагов.
– Ах ты, крыса морская…
Он бросился – но Бессчастный обхватил его сзади, сдавил, точно пытаясь выжать. Тело его окуталось землистым сиянием, пожирающая сила проснулась, загудела:
Ом-м-м-м.
Альбатрос качнулся, взгляд затуманился, ноги задрожали. Но несколько мгновений – и он вырвался, развернулся, с силой ударил Бессчастного локтем в зубы:
– Сожрать меня вздумал? Подавишься!
Второй удар, в живот – и Бессчастный упал, померк. Альбатрос снова шагнул к Вольяне, глядя так, будто вот-вот вонзит в нее клыки.
– Если кто и разобьет твое прекрасное сердечко, то я, – шепнул он тихо, но так страшно, что на миг Вольяна оцепенела. А может, просто слишком пристально смотрела на кровь, падающую в траву с губ Бессчастного.
– Девка, – выдохнул Гроза Морей, выходя вперед. – Оранжевое. Тебе нужно оранжевое. И – спасайся.
Вольяна беспомощно глянула на Бессчастного: жив ли вообще? Не шевелится…
– Девка, что встала!
Спеша к яблоне с оранжевыми плодами, Вольяна увидела: Гроза Морей выдыхает на Альбатроса один за другим порывы морозного ветра. Шапки снега на сапогах превратились уже в лед, сковали колени, бедра, грудь… Но он все шел. Когда Вольяна сорвала яблоко, когда оглянулась в последний раз, ледяной кулак врезался Грозе Морей в грудь и опрокинул. Но дальше Альбатрос замер, видно, пока обессилив. Только смотрел.
– Дурочка.
И никогда от этого слова так не веяло погибелью.
Вольяна развернулась и побежала прочь.
* * *
Ветреница ждала у трапа. То и дело встревожено задирала голову, смотрела на ненастные облака – серые, грязные, сердито грохочущие.
– Что с-стряслось?
– Объясню, как поднимемся… – Вольяна осеклась. Вспомнила, что ничем не управляет, надо просить. Помчалась к штурвалу, впилась в него, топнула ногой. – Летим!
Впустую.
– Летим, летим! – Потопала еще. Всмотрелась во вьюны. Прислушалась.
Тук-тук. Здесь сердцецвет, живой. Что же тогда…
– ЛЕТИМ ЖЕ! – закричала Вольяна, а про себя подумала: наверное, корабль ждет Бессчастного. Думает, что предательство – его бросать. Ведь…
«Автомат всегда перенимает нрав владельца». Да и сама Вольяна считала так.
– С-сломалось что-то?.. – Рядом появилась Ветреница, глянула в глаза. – Дрожиш-шь. И тучищи эти… – Облака над кораблем вихрились, трещали молниями. – Голубка! Помню такое, было, когда ос-стров только поднялся… что ты натворила?
– Я?! – возмутилась Вольяна, но тут нервы сдали, она просто расхохоталась подруге в лицо и скорее из упрямства и обиды полюбопытствовала: – А может, ты?
Внезапно та оробела: попятилась, беспокойно замерцала трехцветными глазами, затеребила нечесаные космы. С неба упали первые капли дождя, холодные, колкие.
– Может, и я тоже, да… С-слушай, ведь пока тебя не было, я…
Закончить она не успела: на борт прыгнула пестрая фигура. Вольяна вскрикнула – а Альбатрос оскалился. Без оружия, без витязей в лазури и золоте, но как же он был страшен.
– Воровка, – бросил он Вольяне, протянул руку. – Отдавай. И убирайся прочь, раз так!
Она прижала яблоко, которое все еще стискивала в левой ладони, к груди.
– Пожалуйста…
– Отдашь, – тихо оборвал он, – отдам твоих друзей. Мне кажется разумным обменять полутруп на две молодые жизни… даже крысу отпущу.
Вольяна застыла. Казалось, воздух разом выбили, раскололи грудь. Ветреница, возмущенная, заслонила ее и на пару шагов оттолкнула короля сквозняком.
– Не много хочеш-шь? Мне вот не отплатил ни за подданных, ни за что! – Голоса ее ревели, хотя тело дрожало: видно, близость буянца, причины собственной гибели, делала больно. Но закончила Царь-Девица твердо: – Трое и яблочко… и так и быть, с-сочтемся!
На миг показалось, что так и будет, что это чудо, как в сказках, – внезапный долг, который всегда нужно отдавать. Ветреница за доброту, за желание мира вправду не получила ничего… ни одна из трех женщин, чей прах собрался в печальное привидение.
– Пожалуйста… – тихо повторила Вольяна.
Альбатрос прянул вперед. Схватил Ветреницу за горло и опрокинул.
– Нечисть… – бросил брезгливо. – Ошибка природы и дура: как вообще можно было отдать кому-то своих людей? – Повернулся к Вольяне. – Так что?
Теперь за горло схватили ее. Золото в глазах Альбатроса обратилось ночным штормом. Который не выпить. Не победить.
– Зачем вы так? – прошептала Вольяна. Ноги оторвались от палубы, как у призрака. – Зачем? Почему вас так злит моя любовь? Что плохого сделал вам человек, который…
– Он тебя не заслужил, ясно? – Король встряхнул ее. – Чем он хоть раз показал тебе любовь? Ты и не знаешь его! Почему скачешь ради него собачонкой, унижаешься, скулишь? Тем, что не тащил на ложе? И отписал механический мусор? Ему нужна вообще ты?
«Тем, что запустил моих журавликов… тем, что сердцецвет меня, меня принял!» – Но она лишь хрипела.
– Отпусти! – крикнула Ветреница. – Она синяя вся!
Вольяна не чувствовала удушья. Она и была не здесь. Вернулась в дом, полный механизмов, пришла украдкой на уютный чердак посидеть с книгой и нашла портрет – в углу, под тканью. Сняла. Увидела спокойное лицо в обрамлении длинных волос, и сад, и сов, много сов, сидевших и на широких плечах, и вокруг. Часть механическая. Часть – живая. А потом вошел он настоящий, все понял, с грустью скрыл портрет под
