Агнес - Хавьер Пенья
— Счастливого Рождества! — сказала я, поднимая бокал вина.
— Счастливого Рождества, — отозвался шеф.
— Счастливого Рождества, — повторили все мои коллеги, и мы чокнулись и выпили, и один миг наш шеф, этот сукин сын, не выглядел в наших глазах стопроцентным сукиным сыном.
«Ни одному стажеру не пришло бы в голову задать мне вопрос: не думаю ли я, что общаюсь со стажером, — отписываюсь я Луису Форету, не потрудившись выйти из кухни: склоняюсь к тому, что диалог долго не продлится, так что устраиваться поудобнее не имеет смысла. — Стажер написал бы так:.Благодарю за Ваше любезное предложение; к глубочайшему сожалению, я вынужден его отклонить в силу профессиональных ограничений, на сем разрешите откланяться, с сердечным приветом, такой-то. Ни один стажер не вступил бы в подобную переписку, он бы просто поставил в ней точку наиболее безличным образом».
Новый глоток виски проскальзывает в горло с большей легкостью. Опираюсь рукой о холодильник. Поверхность на ощупь липкая, шершавая, к ладони приклеиваются крупинки сахара.
«Разве что стажеру захочется создать впечатление, что он вовсе никакой не стажер, а знаменитый писатель. О таком ты не думала?»
«И какой прок стажеру от всей этой эквилибристики? Он всего лишь добьется того, что укрепит мою надежду на положительный ответ и заставит вдвойне разочароваться, если ответ будет отрицательный».
«Положительные ответы всегда прямые, а отрицательные требуют эквилибристики».
«Отрицательные не требуют эквилибристики, когда человек что-то для тебя значит, когда для тебя как минимум важно его мнение. Разве я что-то для вас значу? Разве вам важно, что я о вас подумаю?»
Насыпаю в пиалу мюсли с шоколадом, туда же выливаю полстакана «Гпенфидика». С трудом собираю все это, иду в гостиную и плюхаюсь на диван ждать ответа. На этот раз монетка не падает долго, держит паузу: я вляпалась в ту еще историю.
Вино во время рождественского ужина развязывает язык. Когда такое случается, рот мне не заткнуть, даже если засунуть в него горбушку. К несчастью, в такие минуты во рту у меня не пересыхает: мой речевой аппарат будет работать на всю катушку, стоит только погрузить его в алкоголь.
Официанты стали разносить джин-тоник в больших круглых бокалах, такие берут под дно. Размером почти с аквариум, тот, в котором плавали три препошлые оранжевые рыбки, на которые то и дело останавливался попялиться Хонас, парень из отдела спорта. Однако я куда больше внимания уделяла рукам шефа: правой он крепко сжимал бокал, а левой — мою талию, причем он тоже оказался из числа фанатов «Звездных войн».
— Дьявол всегда праздным рукам работу найдет, — заметила я.
Все стихло, в воцарившейся тишине я прибавила:
— По словам Луиса Форета, писателя, ну вы знаете.
Тогда шеф выпустил мою талию, как будто вдруг подумал, что это не я, а его дочка, которая ждет на причале чесотки и моря.
— Ну и облом, — заявил он, — а ведь у меня совсем другое представление о тебе сложилось.
Я принялась вертеть в уме эту фразу, прикидывая, сложилось ли у него обо мне представление как об одной из тех, кто позволяет трогать себя за задницу, или у него сложилось представление собственно о моей заднице, которая, как говорится, в голом виде вовсе не есть что-то не от мира сего. Коллеги шушукались в дальнем углу ресторана, и темой, очевидным образом, служили мы с шефом; все, кроме Аны, бледной молчальницы из отдела политики, которая наконец собралась поблевать, удалившись для этой цели в туалет в сопровождении Хонаса, парня из отдела спорта. Вот этот — да, этот мужик, созерцавший аквариумных рыбок, с легкостью мог бы составить себе представление обо мне без одежды, ведь модель-то ему самому приходилось пару раз видеть.
— Тебе бы следовало знать, — продолжил шеф, — что это сказал никакой не Луис Форет, это такая английская идиома, по смыслу напоминающая нашу «Не знает дьявол, чем заняться, так мух хвостом бьет».
— Или «Дьявол много чего знает, потому что стар, а не потому, что дьявол», — подхватила я, и он засмеялся, выставляя на всеобщее обозрение свою гильотину.
— Я еще не настолько стар.
— Но никто и не утверждал, что вы дьявол.
Он снова обнажил свой срезанный зуб и обвел пространство рукой, поправляя другой рукой узел галстука.
— Ты меня разочаровала совсем не потому, что сочла меня старым, — сказал он, — и не потому, что неправильно цитируешь автора.
— И не потому, что не позволила лапать себя за задницу без каких бы то ни было возражений?
— Нет! Не выскажи ты возражений, уж точно бы меня разочаровала.
Так что же в таком случае послужило причиной разочарования шефа?
Наконец-то монетка опять падает в копилку.
«Всем и каждому важно, что о нем думают, — пишет Луис Форет. — Разве тебе не важно, что о тебе думаю я?»
«Конечно, важно. Как это может быть не важно, если мне предстоит писать вашу биографию?»
«Не скажешь, что тебе не хватает упрямства, вот это мне в тебе и нравится».
«Поэтому вы меня и выбрали?»
«Разве я тебя выбрал?»
«Конечно, вы меня выбрали, если бы это было не так, вы бы со мной сейчас не переписывались, вы бы просто написали что-то типа: „Нет, сеньорита, меня ничуть не интересует никакая биография, с какой стати вам пришло в голову, что человек, который всегда писал под псевдонимом и никогда не появлялся в СМИ, ни с того ни с сего захочет опубликовать свою биографию? Не смея задерживать долее, передаю вам свой самый сердечный привет с просьбой впредь меня не беспокоить".
А вот чего бы вы не сделали ни за что, так это не стали бы писать мне дюжину имейлов. Итак, почему вы меня выбрали? По причине моего упрямства?»
«По причине своевременности».
Бинго!
«Своевременности?»
«Да, своевременности».
Разочарование шефа вызвано тем, что он своими ушами слышал, как ответственный за культуру в его редакции цитирует какого-то там бумагомараку, любимца женщин. Издательский маркетинговый продукт. Таинственного писателя — пальцы рисуют в воздухе кавычки, — какого-то икса вместо фотографии на клапане суперобложки.
— Бьюсь об заклад, — продолжил он, — что в этом уравнении за иксом даже не писатель в единственном числе, там скорее целая куча литературных рабов, по одному на роман, и какой-нибудь хитрюга издатель, которого осенила идея создать новый продукт — фиктивного автора и фиктивные романы. А разочаровывает меня то, что все это следовало бы не мне говорить своему ответственному за культуру, а ответственному за культуру — мне.
— За
