Керины сказки - Кирилл Ситников
— Братан, а где тут метро? — Окликнул Данилова кто-то.
— Под землёй. — Огрызнулся актёрище Данилов, которому помешали купаться в Океане Несправедливости. Кто-то, кто приехал в столицу на выходные по путёвке Челябинского Тракторного Завода, даниловский статус не оценил. И чётким ударом рабоче-крестьянского кулака благословил артиста на принудительный отдых меж двумя мусорными баками. Тяжёлый занавес нокаута бархатно опустился между Даниловым и реальностью…
… — Эй… Ты жив?
Данилин открыл глаза. В лунном свете между баками он разглядел маленькое мохнатое нечто, сидящее на его впалой груди. Данилин проморгался, разогнав серебристых посленокаутовых фей, и тут же захотел вернуть их обратно: нечто оказалось худой облезлой крысой. И что самое отвратительное — вполне себе живой.
— Жив. — Констатировала крыса и спрыгнула на разбросанные по асфальту листы сценария. — Этот текст… Ты что, актёр?
— Именно! — Надменно ответил Данилов.
— Какая-то детективная история, судя по всему… — Крыса в прямом смысле пробежалась по тексту, поводила по строчкам розовым носом. — Господи, ну и дерьмище! И это сейчас снимают?
— Да что ты в этом понимаешь? — Возмутился Данилов.
— Я живу под театром!
— А-а-а-а-а. Ну тогда конечно, извини, беру свои слова обратно. Не хочешь открыть продюсерские курсы? — Съязвил Данилов. Но крыса его уже не слушала.
— Сцена вообще не дышит… Никакой разницы в состояниях между интро и финалом. Бог мой, а реплики! Реплики! Будто роботы беседуют с попугаями! И на кого ты пробуешься?
— На опера Живалюка.
— Поняяяятно. Хочешь, помогу тебе вжиться в роль?
— Это каким образом?
— На вот волшебную… — Крыса стала рыться в своём меху. — Волшебную… Да где ж она, мать… Ай, пофигу.
Зверёк подобрал с земли кем-то выброшенный конфетный фантик:
— …Волшебный фант. Держи. Бери-бери. А теперь сожми, так, нормально его пожмякай.
Данилов, закатив очи, повиновался…
… — Короче, звонил участковый. — Опер Синявин спрятал телефон в карман потертой куртки. — Там хата вся в мозгах. Этот бухой гондон жену не просто завалил. Он её утюгом ****анул раз тридцать, у неё башки почти не осталось. Живалюк, слышь меня?
Данилов осмотрелся — он сидел в полицейском УАЗике, несущемся по ночному городу, жёстко подпрыгивая на ухабах. «Какая-то фантасмагория…» — подумал он.
— Эй! Уснул что ль? — сидящий рядом опер Синявин явно обращался к нему.
— Какой кошмар! — воскликнул Данилов-Живалюк, приняв правила этой странной абсурдной игры. «Если камера снимает в лоб, надо довернуть немного голову и чуть наклонить — я так выгляжу брутальней». — Чёрт, вот гад!
— С тобой всё норм? — осторожно уточнил Синявин. — Если там такое месилово, может литр возьмём? Сань, тормознёшь у «Магнолии»?
Водитель молча кивнул. В зеркале заднего вида Данилов разглядел его лицо. Это было лицо Берко. «И здесь поспел! Да как он это делает?!» — подумал Данилов и вслух добавил:
— Литр красного?
— Чего? — Не понял Синявин.
— Ну, вина. Чилийского.
Синявин вцепился глазами в «Живалюка»:
— Ты кто, мужик? — сквозь никотиновые зубы процедил опер и потянулся к кобуре. Данилов сжал фантик…
— Ты что вообще заканчивал?! — спросила Крыса. Данилов огляделся — он снова возлежал в межбаковом пространстве.
— «Щуку»…
— «Щу…» Просто немыслимо! Тебя раскусили за полминуты!
— Потому что этот твой фантиковый метод — полнейшая чепуха! Пробы делаются не так! Я должен получить чёткую режиссёрскую задачу…
— Ты не должен ничего получать! Ты должен дать! Дать режиссёру долбаного Живалюка! — Разглагольствовала крыса, ходя по Данилову взад-вперёд с закинутыми за облезлую спину лапками. — А лучше двух или трёх Живалюков! Я дала тебе шанс побыть одним из них! Думать, говорить, как опер!
— И о чём, по-твоему, думает опер?!
— Не знаю! Может, о том, что его оторвал от дивана какой-то запойный ублюдок, не дав хотя бы несколько сраных часов побыть обычным человеком! Но точно не о Берко, чилийском вине и фотогеничности правой половины своей рожи! Тренируйся! Расти! И запомни — давай, а не проси!
Крыса спрыгнула с Данилова и, по ходу пнув спящего кота, нырнула под колонну театра.
— Учить она ещё будет… — Буркнул Данилов, собрал в охапку сценарий и пошёл домой. Пешком, так как метро уже не работало…
… — Спасибо, очень даже! — Сказал Сатанюк, развалившись в кресле.
— Может, ещё дубль, Алекс? Мне не сложно!
— Да нет… Проба… хорошая, крепкая. Я тебя наберу, ок? — Сатанюк пожал Даниловскую руку и занялся перекладыванием бумаг, давая понять, что пробы окончены. «Не позвонишь же, скотина» — подумал Данилов, ушел домой и три дня пролежал на кровати, гипнотизируя телефон. Первым ему позвонил Берко с «обалденной» новостью: Иуда-Сатанюк утвердил Берко на Живалюка. Данилов поздравил его, разбил телефон о стену и долго смотрел на дверную ручку, прикидывая свой вес и цвет ремня. Но жизнь, как и бесконечные кастинги, продолжилась.
— Спасибо, было хорошо.
— Давайте дубль?
— Нет-нет, этот крепкий. Мы вам позвоним.
…Иногда накануне очередных проб Данилов баловался волшебным фантиком, но неизбежно терпел фиаско. Будучи в родильном отделении, он поднял на руки младенца с лицом Берко и выбросил его в окно. Будучи внебрачным сыном Хрущёва, он размечтался о гонораре в долларах и был немедленно расстрелян. А попав в сборную СССР по водному поло, прямо накануне олимпийского финала с венграми, в пылу игровой тренировки он забыл, какая его сторона наиболее фотогенична, заистерил и утонул прямо в бассейне.
— Дубль?
— Всё было отлично. Мы позвоним.
…Очередной кастинг был в сериал про войну. Данилова желали пробовать на роль фашиста, которого убивают на шестой минуте первой серии. Творческое задание было несложным — выкрикнуть «Нихт!!!» и замертво шлёпнуться оземь. Это был, конечно, главный минус роли. Плюсом же являлось то, что Данилов будет падать замертво каждый год на майские праздники перед многомиллионной аудиторией. А это пусть и грош, но в копилку фильмографии. Волшебным фантиком будущий экранный захватчик решил даже не пользоваться — падать замертво
