Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский
— Здравствуй, женщина. Луиджи Грандезе твой муж?
— Да, сеньор, — отвечает она. И быстро делает книксен. — Он ушёл работать. Он работает тут недалеко, у бондаря Гоблинга. Если вам надобно, я могу сбегать за ним. Скоблит бочки, пока руки не заболят. — Она начинает болтать: — Ах, какая там у него работа…
Разве это работа для учёного человека…
«У бондаря? Скоблит бочки? Впрочем, это не удивительно, судя по одежде его жены они не роскошествуют. Вот он видно, и берётся за любую работу».
Кажется, у неё ещё есть что ему сказать, но генерал перебивает женщину:
— Да, да, он мне нужен, сходи за ним, скажи, что его ждёт барон Рабенбург.
— Барон!? Я сейчас же схожу… Святая дева Мария, как я рада, что вы приехали, сеньор барон, — затараторила женщина. — Он говорил про вас, он ездил к вам, но не мог вас найти… Не застал, он будет так рад… И если вы…
— Хватит, — Волков прерывает её жестом. — Иди уже за мужем. — И добавляет: — Леманн, сходите с нею. Я буду ждать тут.
Ему пришлось подождать на жаре не менее получаса, пока наконец появился Леманн, за ним шёл просто одетый человек, а с ним, перекладывая младенца с руки на руку, семенила жена, без конца что-то говоря ему.
Наконец они приблизить к Волкову.
— Господин барон, — Грандезе, человек средних лет — волосы до плеч, крепкий, грязная, мокрая от пота рубаха, панталоны с чулками, деревянные башмаки, не так уж часто встречающиеся в городах, кланяется ему.
— Грандезе, — генерал кивает ему в ответ.
— Ну, вот, а ты не верил, что к тебе приехал барон, — болтает жена.
— Скажи своей доброй жене, чтобы шла домой, — на ламбрийском говорит Волков.
И Луиджи отправляет супругу домой, в словах весьма бесцеремонных. Но та не уходит, а отходит на десяток шагов и начинает укачивать проснувшегося младенца, а заодно глазеть на важного человека, что приехал к её мужу.
— Ты ездил в Эшбах, проезжал ли через Эвельрат? — Сразу переходит к делу генерал.
— В этот раз нет, сеньор, но я бывал в Эвельрате, — отвечает Луиджи.
— Там есть торговое подворье Туллингена, — продолжает Волков.
— Туллинген… Знаю такой город. Кажется, купчишки тамошние хорошо торгуют бронзой, — вспоминает Грандезе. — Или ещё чем-то таким… Сейчас и не вспомню, чем славен тот город.
— Оловом они торгуют, — говорит генерал. — Мне нужно узнать, много ли у купцов этого олова на складах в Эвельрате. Много ли денег у них там в сундуках, хотя это узнать непросто. Выяснить кто там у них заправляет.
— Всё это можно сделать, господин барон, — сразу отвечает Грандезе. — А насчёт денег в сундуках… — Он на секунду задумывается. — Можно посчитать, сколько они продают в день… И тогда прикинуть… Хоть приблизительно.
Да, этот человек ему нравится. Он и вправду не глуп, как и говаривал про него Сыч. И тогда Волков достаёт пару золотых. Это, конечно, немало, но у Волкова кое-какие на этого южанина есть планы. И задание про Туллинген, лишь новая проверка способностей этого малого. Достаёт два, но протягивает Луиджи всего один гульден, другой так и держит в руке:
— Но тебе лучше туда приехать в хорошей одежде.
— Разумеется, сеньор, у меня есть хорошая одежда, а это моя одежда — она от нужды. Не смотрите на неё. — Грандезе с поклоном принимает деньги. А жена его тянет шею, пытаясь понять, сколько денег дали мужу. — У меня и одежда хорошая есть, и неплохую повозку с коньком найду.
— Прекрасно, я к тому времени буду уже в Эшбахте, или в Малене, — говорит генерал. — Если справишься, получишь и второй. — С этими словами он прячет золотой обратно в кошель на поясе. — Только не тяни с этим, дело не терпит.
— Сеньор, я завтра же отправляюсь в Эвельрат, — обещает Луиджи и кланяется.
⠀⠀
⠀⠀
Глава 39
⠀⠀
Он как следует поужинал, отдохнул, помылся после дневного зноя, а как зазвонили колокола, просил Гюнтера нести ему одежду. А Леманна отправил к конюхам, чтобы те запрягали карету. Как всё было готово, отправился на Овсяную площадь, где когда-то держали курфюрсты свои конюшни, а купчишки склады с овсом. Теперь это было место хорошее, как раз для женского монастыря. Агнес не соврала ему: едва он подъехал и вышел из кареты, так открыли дверь в заборе. А карету в монастырь не пустили. И он отправил экипаж с Леманном в трактир, а с фон Готтом и Кляйбером зашёл за стены монастыря. Едва вошёл, так ему и говорит привратник:
— Направо идите, господин. Вон туда, где на втором этаже в окнах свет.
И там, в том доме, его ждали. Старенькая монахиня, открывшая им дверь, осветила их всех лампой, потом кланялась и говорила:
— За мной идите.
Она поднялась по лестнице и около одной двери остановилась:
— Господин, вас ждут, а эти господа, пусть тут побудут, я им пива вынесу.
— Прекрасно, — ответил генерал и открыл дверь в комнату, где было светло и разговаривали женщины.
Они не только там разговаривали и смеялись, они пили вино. И их было… трое.
Комнаты и паркеты чисты. Отличная резная мебель и дорогая посуда, как ему показалось, не совсем подходили для монастыря. Кроме Брунхильды и Агнес, там была ещё одна, явно благородная госпожа. Едва генерал вошёл, как дамы поднялись к нему навстречу. Брунхильда обняла его:
— Братец, — прижалась к нему и не отпускает. — Скучала по вам.
— Дядюшка, позвольте вам предварить — мать-настоятельница, аббатиса Дебора.
Волков поклонился госпоже, та уже давно не молода, на вид ей… Лет пятьдесят, может. Но в молодости женщина несомненно была хороша собой, лик у монахини был красивый и строгий, такой, как и положено иметь аббатисе.
— Барон, — она вежливо кивнула ему. — Премного наслышана о ваших победах и подвигах. Про вас только где не говорят. Даже девы христовы и те про вас болтают, вместо того, чтобы молиться.
— Девы христовы? — удивляется генерал. — Обо мне, кажется, много врут, так и скажите им.
— О, рыцарь божий ещё и скромник, — восхищается монахиня. — Как о вас говорят: Длань господня и Опора святого престола.
— Солдаты прозывают его инквизитором, — добавляет Агнес. — Многие еретики, колдуны в аду, корчась в муках проклинают его.
— Не сомневаюсь, нисколько, — соглашается аббатиса.
— Это личные покои матери-настоятельницы, — говорит ему Брунхильда, — она была к нам добра, поблагодарите её, братец.
— Ах, вот как, — он снова кланяется аббатисе, — благодарю вас, добрая госпожа.
Вообще-то он
