Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич

— Деньги и искусство несовместимы, — вдруг рассмеялся Ренат. Хотя, что тут смешного, я не совсем поняла.

— Возможно. Но и без денег не бывает искусства. На голодный желудок им много не позанимаешься.

— Марта, а разве вы голодаете? Если да, давайте я буду вас кормить. Я зарабатываю немного, но на еду для вас мне хватит.

— Не говорите глупости, Ренат. Еще скажите, чтобы я пошла к вам на содержание.

— Если вы удовлетворитесь тем содержанием, которое могу вам обеспечить, то я готов.

Я поняла, что затронула тему, которую не собиралась обсуждать.

— Давайте вернемся к тому, для чего я вас пригласила на эту встречу.

— Когда вы предложили мне встретиться, я думал, это свидание.

— Хватит, Ренат! — прикрикнула я на него. — Есть вещи гораздо поважней. Например, здоровье Якова Мироновича. Или вы так не считаете?

— Считаю, — со вздохом произнес он, но я не была уверенна, что он говорит до конца искренне. — Что требуется от меня?

— Ничего особенного. Навещать его хотя бы раза два в неделю. Желательно готовить. А если вы заметите, что он плохо себя чувствует, тут же позвать врача или «Скорую помощь». И еще я попрошу: если с ним что-то такое случится, тут же позвоните мне.

— Вот это я вам точно обещаю, — произнес Ренат.

Я даже остановилась от возмущения. Хотя может и по другой причине.

— Хватит, Ренат, речь идет об очень серьезном деле. Мне тревожно за него. — В эту реплику я вложила как можно больше беспокойства.

— Меня тоже очень волнует его здоровье. Уверяю, Марта, я сделаю все, что смогу.

— Надеюсь на вас. Вот, собственно, все, о чем я хотела поговорить. Можем расходиться.

— Так быстро. Давайте немного пройдемся, тем более погода хорошая.

Погода действительно была приятной, солнечной, теплой, при этом не ветреной и не жаркой. Только исключительно по этой причине я согласилась немного пройтись.

— Мне будет не хватить вас, когда вы уедете, — сказал Ренат. — Но вы же скоро вернетесь?

— Не уверена.

— Как это понимать? — Ренат от удивления даже остановился.

— В моей жизни намечаются определенные перемены.

— Могу узнать, какие?

Несколько мгновений я колебалась, так как была не уверенна, стоит ли рассказывать моему спутнику о моих жизненных перипетиях.

— Возможно, мне придется покинуть театр.

— Вам? — изумился Ренат и снова остановился. — Но почему? Вы же там лучшая актриса.

— Не все с этим мнением согласны.

— Те, кто не согласны, идиоты. Я в этом деле разбираюсь, вы — лучшая.

— Лучшая, не лучшая, дело не в этом.

— Тогда в чем? — На лице Рената проступило недоумение.

— У нас с главным режиссером разные взгляды на то, каким должен быть театр.

— Но он же ваш муж.

— Во-первых, с мужем тоже могут возникнуть разногласия, а в-вторых, он уже мне не муж.

— Это как понимать, Марта? Вы больше с ним не живете?

— И да, и нет.

— Это как?

— Мы пока продолжаем жить в одной квартире, но уже ни как муж и жена.

Ренат вновь остановился и несколько минут стоял почти неподвижно. Легко было догадаться, что он обдумывал ситуацию.

— Если я правильно понял, вы отныне свободная женщина?

— Свобода — понятие относительное, — произнесла я где-то вычитанную ахинею.

— То есть, между нами нет больше препятствий! — воскликнул Ренат.

— Есть.

— Какие же?

— Я на десять лет вас старше.

— Мы это уже обсуждали.

— Вот именно. Поэтому давайте раз и навсегда закроем эту тему.

— Даже не надейтесь.

Я посмотрела на Рената, но ничего не ответила.

— Мне надо домой, — сказала я, хотя домой мне было не надо.

— Мы можем погулять еще, погода…

— Этот аргумент, Ренат, вы уже использовали, — не дала досказать ему я фразу.

— Тогда другой — не хочу с вами расставаться.

— Этот не работает. Тем более, расставаться все равно придется.

— Но не сейчас.

— Сейчас. Вы не забыли, что мы с вами встретились только ради того, чтобы поговорить о Якове Мироновиче. А все остальное было дополнительной программой. Думаю, до отъезда мы больше не увидимся.

— Жаль.

Я подумала, что пора действительно расставаться, иначе наше прощание может растянуться до бесконечности. А это не желательно.

— До свидания, Ренат. — Я протянула ему руку, он взял ее и не хотел отпускать. Пришлось вырвать свою ладонь. После этого решительного поступка я с чувством выполненного долга направилась к выходу из парка.

44

Уставшая я сидела в своей гримерке. Но это была приятная усталость, так как только что я отыграла, пожалуй, самый любимый свой спектакль: «Кто боится Вирджинии Вульф». В этой пьесе я играла главную роль. Пикантность ситуации придавала то обстоятельство, что мою героиню тоже звали Мартой. Иногда мне даже казалось, что я до некоторой степени исполняю саму себя.

Если уж говорить честно, а я стараюсь в этом повествовании это делать максимально, то пьесу поставили по моей инициативе. Я давно хотела сыграть в ней главную героиню, пару раз предлагала Эрику начать репетиции, но он отвергал мои предложения. Пришлось прибегать к чисто женской уловке; однажды после занятия любовью, когда мой партнер пребывал в абсолютно расслабленном состоянии, я уговорила его это сделать. В знак моих заслуг на сексуальном поприще, он не смог мне отказать.

До сих пор не до конца понимаю, почему Эрик так долго сопротивлялся. Но надо отдать должное моему бывшему гражданскому мужу — пьеса поставил неплохо. Пожалуй, это стало его самым большим достижением в должности главрежа. Но спектакль он по непонятной мне причине не очень любил, поэтому тот шел на нашей сцене не слишком часто.

При этом пьеса была самой популярной в нашем театре постановкой, которая регулярно собирала три четверти зрительного зала; на остальные спектакли заполняемость не превышала его половины, а то и меньше. Впрочем, если память мне не изменяет, об этом я писала.

Я сидела в кресле и с грустью думала о том, что, скорее всего, это последний мой выход на сцену в этой роли. В следующем сезоне ее будет исполнять другая актриса. Причем, ее фамилия не вызывала у меня ни малейшего сомнения.

Я понимала, как сильно мне будет не хватать этого спектакля; уже сейчас мною владеет ощущение, что моя жизнь лишается чего-то важного. А что я стану чувствовать, когда уйду из театра, даже подумать страшно.

Раздался стук в дверь. Я крикнула: «Войдите». К моему удивлению в гримерную вошел Михайловский. Его я уж точно не ждала, к тому же он не принимал участие в сегодняшнем спектакле, а потому не должен находиться в театре.

— Не помешаю,