Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич

— Хорошо, — улыбнулся Миркин. — А что за съемки, вы мне о них ничего не говорили?

— Ничего особенного, обычный сериал, сейчас их налажено конвейерное производство.

— Вам не хочется в нем сниматься?

— Не очень, — призналась я. — К тому же фильм ставит противный режиссер. Когда он смотрит на меня, у него начинают течь слюнки, словно хочет меня съесть целиком.

— В таком случае может, не стоит сниматься?

— Предлагают хороший гонорар. А у меня намечается финансовый кризис.

— Знаете, Марта, артист кончается в тот момент, когда не видит смысла в том, что он делает. У него даже исчезает мастерство, если не полностью, то частично.

— Наверное, вы как всегда права, Яков Миронович, но иногда приходиться забывать обо всем и работать исключительно ради денег.

— Да, случается. — Миркин о чем-то задумался. — Знаете, дорогая Марта, в свое время я вывел такую закономерность: чем больше смысла в том, что человек делает, тем меньше у него потребность в деньгах. Многие люди пытаются ими заменить смысл, но только опустошают самих себя. Я видел много таких, они были с виду очень благополучными, но в них кроме пустоты, не было ничего. И это их мучило, хотя они из-за всех сил пыжились, чтобы показать всем свое благоденствие.

Наверное, он прав, с тоской подумала я, но и без денег как-то жить не получается. По крайней мере, уж точно у меня. Да и других — тоже. А если я уйду из театра, чем буду зарабатывать на жизнь?

— Что же вы мне предлагаете делать? — не первый раз задала я ему такой вопрос.

— Выигрывают, в конечном счете, те, кто терпят лишения, но не сходят со своей стези. Я понимаю, это очень трудный путь, почти недостижимый. Я и сам грешен, не всегда следовал этому маршруту. А потому и вас не могу призывать идти по нему. Знаете, дорогая Марта, хочу, чтобы вы знали, что мне не известны ответы. Вернее, многие ответы вроде бы знаешь, но понимаешь при этом, что они бесполезны; люди, даже если желают того, все равно не станут им следовать, так как это требует от них сил, которых у них нет. Я вас разочаровал.

Теперь несколько мгновений колебалась с ответом уже я.

— Да, Яков Миронович, я надеялась, что вы мне подскажите, как поступать.

Миркин развел руками.

— Увы, дорогая Марта. А знаете, это даже хорошо.

— И что тут хорошего?

— Вам волей неволей придется опираться только на саму себя. Вот увидите, это сделает вас сильней. А когда станете сильней, то примите единственно верное решение. Больше всего ошибаются слабые люди. У них одна задача — удержаться на плаву. А это всегда едет только к застою.

— Вам не кажется, Яков Миронович, что жизнь иногда бывает слишком трудна, чтобы жить?

— Это в вас говорит страх перед неизвестностью. А оно всегда пугает. А должно радовать.

— Вы это всерьез?

— Более чем. Я вам скажу одну вещь; я думал об этом последние годы. Человечество по разным причинам стремительно деградирует. И театр не исключение, более того, он деградирует, возможно, быстрее, чем все остальное. Нужно во чтобы то ни стало, остановить этот процесс. Если этого не сделать, включиться эффект домино.

— Я-то тут причем?

— Я вам уже говорил и повторю снова: вы из тех, кто может внести свою лепту в эту остановку. И не важно, будет ли она большой или маленькой, главное, чтобы вы сделали то, чего должны.

— Вы слишком многое от меня хотите, — безнадежно махнула я рукой.

— А человек тогда становится человеком, когда от него много хотят. Но главное, чтобы он сам бы от себя многое хотел.

— Я хочу для себя всего три вещи: играть на сцене так, чтобы сердце радовалось, и чтобы рядом со мной был по-настоящему дорогой и любящий меня мужчина. И чтобы у моей дочери жизнь сложилась благополучно. И больше мне ничего не надо.

Миркин покачал головой.

— То, что вы этого хотите, это замечательно, мне очень нравятся ваши желания. Вы только не понимаете одного.

— Чего же я не понимаю, Яков Миронович?

— Чтобы это получить, нужно пройти весь предназначенный вам путь. Иначе снова получите очередной суррогат, который будет вас мучить. Или его у вас было еще недостаточно?

Я хотела то ли ответить, то ли возразить, но вдруг почувствовала, что не знаю, что сказать. Слова куда-то испарились, как вода в забытой на огне кастрюле.

Кажется, Миркин понял мои затруднения.

— Я думаю, дорогая Марта, мы исчерпали все темы разговора, — проговорил он. — Во всем надо знать меру. На сегодня уж точно достаточно.

Я кивнула головой, я чувствовала себя, как выжитый лимон.

— Как вы себя сейчас чувствуете? — на прощание спросила я.

— Все хорошо. Пока лекарства действуют, значит, не о чем беспокоиться.

— Беспокоиться я все равно буду.

Внезапно он улыбнулся.

— Знаете, дорогая Марта, иногда беспокоиться бывает легче, чем не беспокоиться. Если вам так будет комфортней, беспокойтесь, я не против.

— Яков Миронович, вы не постижимый человек, этим вы мне безумно нравитесь.

Я полагала, что ему будут приятны мои слова, но вместо радости на его лице вдруг появилась грусть.

43

Я решила поговорить с Ренатом. Встреча должна проходить на нейтральной территории, быть короткой и исключительно по делу. Мой звонок обрадовал его, что я поняла по голосу, а на мое предложение увидеться, он ответил немедленным согласием. Это был очевидный признак влюбленности; когда мне нравился мужчина, я вела себя точно так же.

Мы встретились в парке. На предложение Рената посидеть в кафе, я ответила решительным отказом. Или, может не совсем решительным, но я заранее решила, что на эти почти уже традиционные посиделки не соглашусь. Они плохо кончаются.

— Ренат, — произнесла я, стараясь говорить как можно более сдержанно, — я позвала вас, чтобы обсудить ситуацию с Яковом Мироновичем.

— А что с ним такое? — спросил Ренат. Мне показалось, что он немного разочарован заявленной темой разговора.

— Когда я была у него в последний раз, он чувствовал себя хуже, чем обычно.

— Возможно, я не был у него довольно давно.

— А я была совсем недавно, и его состояние вызывает у меня тревогу. Я бы и дальше заботилась о нем, но я скоро уеду.

— Уедете? — Ренат даже не скрывал своего огорчения.

— Я везу дочь в Москву поступать в театральный институт и сниматься в сериале.

— И что за сериал? Хороший?

— Обычный. Таких сейчас много.

— Тогда зачем в нем сниматься?

И он туда же, подумала я.

— Потому что неплохо платят.