Дом поющих стен - Кристиан Роберт Винд
Джек ни за что на свете не спутал бы ее оливковые глаза ни с какими другими. Два мутных океана, подернутых тиной, а под ними – смешной вздернутый нос и россыпь горчичных веснушек.
– Энни… – повторил он.
Чувства понемногу возвращались к нему, однако едва ли Джек был этому рад. Казалось, в эти мучительные мгновения зрение и слух существовали лишь за тем, чтобы обрушиться на сокрушенного мальчика неистовой волной и терзать его разбитое сердце.
Он видел, как в ржавых недрах металлической машины поблескивают два озорных девичьих ока. Слышал, как на застывшее фарфоровое личико с громким жужжанием приземляются огромные мясные мухи.
Это была ее голова – все еще прекрасная и привычно взлохмаченная, покрытая задорными каштановыми кудрями. Джек отчетливо видел, как изумрудный немигающий взгляд скользит сквозь пустоту, упираясь прямиком в его заплаканные глаза. Словно грубо отрубленная девичья головка каким-то непостижимым образом узнала о приближении давнего приятеля и поспешила вынырнуть наружу, чтобы на него поглазеть.
Мальчик не мог подняться на ноги – они все еще отказывались ему подчиняться. А потому он опустил подрагивавшие ладони на серый бетон и пополз вперед на четвереньках, тяжело подволакивая онемевшие ступни.
– Энни… Энни… Энни… – будто заклинание, повторял Джек трясущимися губами.
Он добрался до развалившейся на части металлической машины, с невероятным трудом выпрямился, сотрясаясь всем телом, и застыл прямо напротив окровавленных обрубков, как если бы совершенно не представлял того, что ему следует делать дальше.
Затем Джек, едва ли отдавая себе отчет в собственных действиях, попытался вытащить кудрявую головку наружу, однако белое девичье бедро, уперто вставшее поперек, отказывалось отдавать мальчику главный фрагмент юного нежного тела. И все, что ему оставалось – лишь провести своими заледеневшими пальцами по бледным щекам растерзанной девчонки, усеянным пригоршней шаловливых веснушек.
Мальчик не помнил, как снова очутился в зарослях колючего кустарника. Он пришел в сознание лишь в тот момент, когда большущий розовый шип целиком вонзился в его окостеневшую ладонь, проткнув ее насквозь.
У него внутри плескалось какое-то странное, почти дикое ощущение: будто все это уже бывало с ним прежде.
Джек кубарем выкатился из скопления кровожадных веток и понесся прочь, не разбирая дороги. Он все бежал и бежал вперед, как обезумевшая скаковая лошадь, пока не врезался во что-то темное и маленькое, издавшее испуганный вскрик «ОХ!..».
Мальчик остановился и, тяжело дыша, принялся вертеть головой по сторонам.
– Что ты здесь делаешь, мальчонка? – проскрипел знакомый голос. – Разве я не запретила тебе появляться в этом месте?
Однако в сиплом ворчании одноглазой старухи не было ни гнева, ни раздражения. В нем плескалась лишь безмерная усталость и невыразимая скорбь.
Джек утер слезы, все еще градом катившиеся по его обветренным щекам, и с вызовом уставился в высушенное лицо Матильды, покрытое паутиной глубоких морщин.
– В таком случае, что здесь делаете вы? – бесстрашно воскликнул он. – Мне казалось, правила Дома поющих стен должны соблюдаться всеми, кто в нем находится!
Он ожидал, что престарелая помощница дедушки Оливера мигом выйдет из себя от подобной неслыханной дерзости. К примеру, схватит Джека за разодранный рукав рубашки или же примется рассерженно трепать его за ухо, отчаянно бранясь и поколачивая мальчика своими костлявыми ладонями. Но, к его немалому изумлению, старуха промолчала.
Она вдруг тяжело, словно лишившись последних сил, опустилась на пустую деревянную лавку, прикрыла единственный оставшийся глаз и тихо всхлипнула.
– Ты совершенно прав, мальчонка… – вздохнула Матильда.
На зеленой площади, вымощенной серым булыжником, продолжали суетиться голодные птицы. Алое закатное солнце по-прежнему парило над призрачной линией горизонта, озаряя волшебные ванильные облака проблесками тыквенно-розовых лучей. Над полосатыми навесами прилавков раскачивались разноцветные праздничные гирлянды.
Не зная, что на это ответить, Джек осторожно присел рядом со сгорбленной Матильдой, казавшейся в эти мгновения еще более дряхлой и изношенной, чем мрачный старый дом.
– Почему вы не покинули это место после того, что сделал с вами хозяин дома? – тихо произнес мальчик.
В густых черных волосах морщинистой старухи весело резвились пунцовые блики заходящего светила. Они скользили по ее всклокоченным локонам, по дряблым впалым щекам, по нелепой цветастой повязке, прикрывавшей искалеченный глаз. Как будто застывшее июльское солнце стремилось подарить этой изнуренной женщине хотя бы немного своего иллюзорного тепла.
– Потому что мне попросту некуда было идти, – горестно проскрежетала она. – Все, что у меня осталось – это кособокий старый дом с безумными людьми, заточенными в его сырых стенах.
– Безумными людьми? – повторил Джек. – О чем вы говорите, Матильда? Разве Дом поющих стен – это не заброшенный госпиталь, в котором некогда опекали раненных солдат?
– О да… – тонкие губы старухи внезапно озарила невеселая улыбка. – Когда-то так и было. Очень давно – в ту ненастную пору, когда тебя, мальчонка, еще даже не существовало под тяжелым лондонским небом. Однако затем война миновала, и этот дом стал другим… Все вокруг сменялось столь стремительно… Но я осталась здесь. Я всегда была тут…
Матильда тяжело вздохнула и машинально поправила цветастую повязку, норовившую покинуть свое привычное место. Ее скрюченные тощие пальцы тряслись от нахлынувших воспоминаний.
– Я не понимаю, – ответил Джек после секундных раздумий.
– Ты и не сумеешь понять, ведь ты еще так юн, – коротко скрипнула помощница дедушки Оливера. – Да, слишком юн. Не удивительно, что мистер О был глубоко опечален твоим появлением.
Старуха затихла, удрученно разглядывая изрытые бороздами ладони. И мальчику почудилось, что она едва слышно пробормотала себе под длинный крючковатый нос: «Несмышленые дети… Несчастные, глупые создания…».
– Зачем вы явились в эту комнату? – мальчик робко нарушил растекавшуюся по аллее тишину. – Почему вошли именно в эту дверь?
– Потому что за ней обитает мой самый страшный кошмар, – просипела она полушепотом. – Тихий июльский вечер, нацепивший на себя обманчивую личину благословенного покоя. Коварный мир душистых роз и дивных сладостей… Разве могло мне прийти в голову, что плохие вещи могут происходить даже в таких прекрасных местах? Нет, нет…
Острый подбородок Матильды задрожал. А затем по ее смуглой щеке скатилась большая прозрачная капля.
– В этот день я потеряла свою дочь, – добавила она скрипучим голосом, стряхнув слезу, нагло обосновавшуюся на кончике ее горбатого носа.
– Дочь? – Джек удивленно посмотрел прямо в черный глаз Матильды, поблескивавший на солнце будто отполированный агат. – Но постойте!.. Вы… Вы хотите сказать, что Энни…
– Да, мальчонка, – сухо кивнула старуха, тряхнув непослушными кудрями, отливавшими античным серебром. – Энни Стоун была моей дочерью!
– Но… Но ведь… – начал было мальчик, однако тут же умолк.
Джеку показалось, что его голова вот-вот взорвется. Лопнет на части с омерзительным громким хрустом, отчаянно похожим
