Дом поющих стен - Кристиан Роберт Винд
Он обхватил ладонями свои пылающие щеки и прикрыл веки. Его мутило.
– Прошу вас, расскажите мне, – полушепотом воззвал Джек, не открывая глаз. – Поведайте обо всем, что здесь произошло. Я должен наконец узнать правду.
– Ты хочешь услышать мою историю, мальчонка?
В смолянистом глазу Матильды отразилось недоверие. Она с сомнением поглядела на поникшего мальчика, чье худое лицо надежно скрывалось за побледневшими пальцами.
Однако у Джека больше не оставалось сил на то, чтобы выдавить из себя еще хотя бы слово. Поэтому он лишь устало кивнул в ответ.
– Что ж, – задумчиво протянула старуха, шумно вобрав теплый июльский воздух широкими ноздрями. – Я еще никогда прежде не рассказывала никому о своей жизни. Никто не знал об Энни и о том, какая жестокая участь выпала на долю этого невинного ребенка. Все эти годы я хранила печальную тайну глубоко в своем стенающем сердце, умело скрывая боль ото всех вокруг. Но, быть может… Да, быть может, наконец настало время ее излить?
Джек молчал. Он готовился услышать историю старой Матильды, всей душой уповая на то, что сумеет вынести безжалостную истину и не утратит остатки надломленного рассудка.
А в это время над мощеной площадью с беззаботным чириканьем носились резвые воробьи. Их маленькие коричневые крылья порхали в лучах низко зависшего солнца, мелькая то тут, то там. Окутанные спасительным безразличием, птицы наслаждались тихим летним вечером, с блаженством ныряя в густые розовые облака, походившие на вишневую сахарную вату.
Это был волшебный медовый закат, навечно запечатленный за одной из дверей, увлекающих в царство беспросветного ужаса…
Матильда говорила много долгих часов, лишь изредка делая вынужденные паузы для того, чтобы утереть со своих старческих щек слезы.
Она поведала Джеку о том, как однажды повстречала зеленоглазого мужчину – столь совершенного и очаровательного, что мгновенно потеряла свою уродливую всклокоченную голову. Разумеется, Матильда не смела и мечтать о том, чтобы когда-нибудь стать его женой – да и возможно ли такое, что прекрасный джентльмен обратит свой взор на безобразное и нескладное пугало? Немыслимо!.. Однако чудо все же произошло.
Рассказывая об этом, горбатая старуха улыбалась, а по ее впалым щекам безостановочно струились горючие слезы.
– Он был тяжело болен, – немного помолчав, продолжила она. – И я всегда знала, что рано или поздно он меня покинет. Однако, когда у нас появилась малышка Энни, мне всерьез начало казаться, что мы сумеем со всем справиться. Перепишем несправедливую судьбу и создадим собственный, счастливый финал.
– Поэтому вы решили выучиться на медсестру? – догадался мальчик. – Вы желали спасти своего мужа?
– О да, – кивнула Матильда, громко всхлипнув. – Но, конечно же, ничего не вышло. Я потеряла его, когда Энни было двенадцать лет. И мы с ней остались одни.
Одноглазая помощница дедушки Оливера ненадолго прервалась, чтобы перевести дух.
С тяжелой гримасой неописуемого сожаления она говорила о том, как тяжело ей стало глядеть на собственную дочь. Рядом с подрастающей Энни одинокая Матильда особенно остро ощущала свою ущербность – словно старая смятая кружка, стоящая по соседству с изящным хрустальным бокалом. Она больше не могла находиться рядом с дочерью, не могла глядеть в ее чистые оливковые глаза, слышать ее звонкий голос: боль эхом отзывалась в глубинах искореженной души стареющей женщины.
Девочка слишком походила на своего отца, с утратой которого Матильда так и не сумела примириться.
– Я начала все больше отдаляться от своей дочери, – дрожащими губами прошелестела старуха. – И все больше ночей проводила в госпитале, ухаживая за немощными и больными. Я готова была трудиться без отдыха и сна, только бы находиться подальше от нее…
Матильда вдруг запнулась и стала жадно глотать открытым ртом воздух, словно причудливая рыбина, выброшенная на песчаную отмель. Ее скрюченные костлявые пальцы посинели, лицо исказила гримаса боли. Схватившись за сердце, она тяжело задышала, ссутулив и без того горбатую спину.
– Однажды Энни отправилась на Июльский Фестиваль Сладостей, – отдышавшись, дрожащим голосом проговорила женщина. – В тот вечер я должна была идти вместе с ней, но… Я предпочла остаться в госпитале. Энни шел семнадцатый год, и я… Я всерьез полагала, что могу оставить ее одну.
– Ее… – Джек ощутил, как его горло сдавливает невидимая струна. – Ее ведь не просто убили, верно?..
Перед глазами мальчика вновь заплясали кровавые круги. И если бы Джек не был голоден, его бы уже наверняка вывернуло наизнанку.
– Кто-то заманил мою девочку в дальнюю часть парка, жестоко надругался над ней, а затем разрубил по частям ее прекрасное тело и сокрыл содеянное в одном из железных автоматов, – по невзрачному лицу одноглазой Матильды пробежала черная тень. – Я бы ни за что не сумела вынести еще один удар, однако внезапно грянула война. Это меня и спасло. Я с головой ушла в работу, день и ночь заботясь о раненных и умирающих, так что времени на собственное горе у меня попросту не оставалось.
Тощие плечи женщины печально поникли.
Рассказ давался ей все труднее, и Джек ясно видел, как Матильда отчаянно борется с собой, чтобы продолжать эту безрадостную беседу. И вдруг мальчик осознал, что старуха больше не говорит о себе. Каким-то невероятным образом история Матильды трансформировалась в его собственную.
Там, в военном госпитале, Матильда впервые повстречала мистера О – единственного солдата, чудом уцелевшего после таинственного кораблекрушения. Однажды, когда из-за ненастья погас свет и зажглись красные огни, с ним случился странный и весьма пугающий припадок. Он набросился на Матильду и выколол ей глаз. Тогда она не придала этому особого значения – война легко ломала судьбы людей, коверкая их души. Поэтому, когда мистера О перевезли из госпиталя в лечебницу для умалишенных, старшая сестра быстро забыла о произошедшем – наспех соорудила повязку на утраченный глаз из платья убитой дочери и продолжила опекать раненных солдат. Печалиться ей было некогда.
– Когда война наконец окончилась, госпиталь оказался никому не нужен, и королева повелела переделать его в лечебницу для душевнобольных, число которых значительно возросло после столь кровопролитных событий, – тихо рассказывала горбатая старуха. – Мне некуда было идти, да и я успела намертво прикипеть к этому месту, поэтому я осталась. Продолжила делать то, что я умела – заботиться об обездоленных и больных. Годы мелькали один за другим, и я утратила способность их различать, пока однажды ночью в стылых стенах лечебницы я не наткнулась на смутно знакомое лицо – это был мистер О.
– Дом поющих стен переделали в лечебницу для сумасшедших? – произнес Джек. – Но я полагал, что дедушка Оливер
