Дом поющих стен - Кристиан Роберт Винд
Джек был не на шутку рассержен и даже немного оскорблен столь неприятной и неожиданной догадкой. Ведь он всерьез уповал на то, что озорная девчонка в цветастом платье прислушается к его словам, и больше не станет совершать столь безрассудных вылазок в мир дивных угощений, где за колючими кустами пышных роз скрывалась чья-то жуткая кровавая тайна.
Гневно топая подошвами тяжелых ботинок, мальчик всего за несколько мгновений преодолел еще один лестничный пролет, затем домчал до литой двери, с нескрываемой досадой оттолкнув ее в сторону, проскользнул в потемневший кирпичный тоннель и притормозил, охваченный внезапным замешательством.
Вряд ли Джек сумел бы вспомнить, за какой именно из множества дверей ютился кошмарный Фестиваль Сладостей. Он и видел-то нужную дверь всего единожды, да и то вскользь – Энни Стоун сама указала путь, а затем без лишних сомнений распахнула дверь, нырнув внутрь. Ко всему прочему, на этот раз в бесконечном коридоре ночных кошмаров царил едва ли не беспроглядный мрак. Красные лампочки, некогда болтавшиеся под потолком, ныне печально поблескивали багряными осколками под ногами Джека. Отыскать нужную дверь в этом королевстве тьмы было попросту невозможно.
К счастью, искать мальчику и не пришлось: она уже заведомо была кем-то приоткрыта, и на каменном полу тоннеля плескалась далекая полоска ярко-оранжевого света, похожего на золотистое марево.
По-видимому, в одном из царств ужасов, обосновавшихся под толщей замшелых кирпичных стен, вовсю брезжил пламенный закат.
Джек молча двинул вперед, обуреваемый неясным, однако стремительно нараставшим волнением. Шаг за шагом, он неотвратимо приближался к огненно-рыжим проблескам, струившимся по шероховатой поверхности щербатых камней. Битое красное стекло, притаившееся под ногами мальчика, сперва заходилось в рассеянной дрожи, а затем принималось глухо хрустеть, будто рыхлый морской песок. «ХР-Р-Р», «ХР-Р-Р», «ХР-Р-Р», – словно где-то в плесневелых недрах старого дома похрапывало огромное лохматое чудище.
Джек вошел прямиком в сияющую огнем полосу света. Дверь за его спиной медленно захлопнулась, издав на прощание короткий насмешливый скрип.
На тыквенно-розовом небе, охваченном агонией летнего заката, переливались жемчужными блестками пушистые ванильные облака, похожие на обрывки сахарной ваты. Алое солнце, пылавшее у самой линии горизонта, окрашивало выпуклые прямоугольники лондонской брусчатки в восхитительный карминный цвет. На зеленой аллее, увешенной сияющими разноцветными лампочками, суетились толстые сизые голуби.
Над аккуратно подстриженными кустами буйно цветущих роз витал тонкий аромат теплого июльского вечера, заманчиво переплетавшийся с аппетитным запахом свежеиспеченных коричных булочек. На больших разлапистых дубах медленно покачивались пестрые карамельные леденцы, обернутые в прозрачную упаковку, окаймленную тонкими атласными ленточками. Где-то высоко в воздухе, прямо над остроконечными шапками полосатых торговых навесов, бойко носились воробьи.
– Энни! – громко позвал мальчик.
Но Джеку никто не ответил. Лишь парочка встревоженных голубей сердито захлопала бледно-серыми крыльями. А затем юркий молодой воробей, охотно клевавший недоеденный кем-то медовый пряник, испуганно взмыл ввысь, огласив округу протестующим чириканьем.
– Энни! – вновь прокричал Джек. – Где же ты? Отзовись!
Ласковый вечерний ветер нежно трепал опавшие розовые лепестки, походившие на скомканные сердечки, вырезанные из лиловой папиросной бумаги. А после бросался в объятия нефритовых крон молчаливых дубов, беззаветно утопая в дремучей гуще шелестящих листьев.
Повсюду царило чарующее умиротворение, вот только на душе у Джека было неспокойно. И даже беспечные жемчужные облака, пронизанные оранжевыми лучами солнца, навевали на него какую-то тяжелую, беспросветную тоску.
«Проклятье… Где же она может быть?», – все больше хмурился мальчик.
Он уставился вперед, прямо в застывший пустотелый сумрак, где бесследно исчезала мощеная тропа, плутавшая меж колючих кустов. Где-то там, притаившись за распустившимися бутонами роз, печально кренилось книзу позаброшенное колесо Ферриса. А неподалеку, всего в паре коротких шагов, ржавела древняя машина с предсказаниями от всеведущего Аркха, пристыженно оголявшая чью-то страшную тайну.
Джек нехотя вспомнил, как из расколотых недр железного автомата выскальзывали разрубленные девичьи останки: плавно и грациозно, отчего эта картина казалась еще более зверской и безумной.
Он медленно двинул вдоль зеленой аллеи, и вскоре сошел на тропу, густо заросшую колючим кустарником. Длинные шипы розовых прутьев царапали его руки, впивались в кожу сквозь тонкую ткань рубашки, а порой даже норовили проткнуть его осенние ботинки. Однако мальчик уперто продирался вперед, не обращая никакого внимания на кровоточащие ссадины, которых с каждым мгновением становилось все больше и больше.
– Энни! – в который раз позвал Джек. – Энни, ты здесь?
Но ответом ему была лишь гнетущая тишина.
Янтарное сияние электрических лампочек и полосатые ярмарочные навесы остались далеко позади. Теперь Джека окружал лишь синюшный вечерний сумрак, пахнущий пыльной листвой и разогретым бетоном.
Мальчик выскользнул из зарослей и с облегчением потер свои саднящие руки. С кончиков его пальцев отрывисто падали большие пунцовые капли. Они легко, будто в насмешку, скользили по бледной коже Джека, срываясь вниз подобно кровавым слезам, а затем бесследно исчезали в густой траве.
– Энни!..
Джек тяжело вздохнул и сделал еще несколько шагов вперед. Его подошвы, усеянные осколками битого стекла и комьями засохшей грязи, ступили на поверхность обветшалой бетонной плиты, испещренной миллиардом глубоких трещин.
Над головой мальчика печально покачивались на ветру заржавевшие аттракционы. Большое колесо с множеством пустых кабинок скорбно трепетало разодранными в клочья козырьками, безвольно завалившись набок. Всего в десятке ярдов от него доживали свои последние годы трухлявые железные вагончики. На пыльном белесом асфальте, крошащемся от малейшего вздоха, задумчиво шелестели сорванные со столбов афиши.
«Кажется, Энни здесь уже нет. Должно быть, мы разминулись…», – заключил мальчик.
Он всеми силами старался не глядеть в сторону искореженной машины, некогда предсказывавшей туманное будущее. Однако делая оборот для того, чтобы вернуться назад, Джек не сумел удержаться от искушения, и все же скользнул по груде мятого-перемятого железа беглым взглядом. И едва не завопил от ужаса.
Тыквенный закат, окутавший запустевшую площадь медным полотном, закружился перед глазами мальчика в стремительной тошнотворной пляске. А затем его сердце замерло в груди, словно приготовившись к своему последнему удару.
Джек почувствовал, как земля неуклонно ускользает из-под его грязных подошв, однако мальчику не за что было ухватиться. И поэтому он, судорожно охнув, без сил рухнул на свои подогнувшиеся колени.
Странная темнота, обрушившаяся на Джека, заискивающе пульсировала в висках, нагло просачиваясь под его похолодевшую кожу. Он попытался было сделать вдох, однако вместо этого ощутил пронзительную боль, эхом отозвавшуюся где-то глубоко под его ребрами.
Ослепленный и поверженный, мальчик продолжал беспомощно возвышаться на коленях, сотрясаясь от приступа неукротимой дрожи. По его щекам струились потоки алмазных слез.
– Энни… – едва слышно выдохнул он, согнувшись пополам от
