Я тебе изменил. Прости - Инна Инфинити

— Чем тут так вкусно пахнет? — Давид с любопытством заглядывает через мое плечо на плиту. — Ммм, очень аппетитно выглядит.

— Тогда давайте за стол!

Я обожаю наши ужины втроем. Это у нас давно сложившаяся традиция. Каждый вечер я, Давид и Майя вместе за столом. Разговариваем о работе, школе, родственниках и знакомых, о планах на выходные, отпуск и много, о чем еще. В эти мгновения я понимаю, как же сильно люблю свою семью: мужа и дочку. И как же мне с ними повезло.

Я познакомилась с Давидом, когда мне было семнадцать, а ему двадцать три. Очень долго между нами все было невинно. Давид не позволял себе в мой адрес больше, чем объятия и поцелуи. Он любил меня и думал в первую очередь обо мне, а не о себе. Когда мне исполнилось восемнадцать, наши отношения вышли на новый уровень. Но неожиданно я очень быстро забеременела. Помню свои слезы, страх, растерянность и твердые слова Давида:

— Не бойся. Я с тобой.

Мы поженились, и у нас родилась Майя. Давиду было уже двадцать четыре, он уверенно стоял на ногах. Окончил технический вуз, работал в айти-фирме, нормально зарабатывал, чтобы обеспечить нас с дочкой, и мечтал открыть свою компанию. Пока Давид работал и делал первые попытки в бизнесе, я сидела дома с ребенком. В институте пришлось уйти в академ. Но я не собиралась становиться домохозяйкой. Когда Майе исполнилось два года, я отдала ее в садик и вернулась в институт. Да, было сложно совмещать учебу на юридическом и семью с маленьким ребенком. Майя постоянно болела, часто мне приходилось брать ее с собой на экзамены. Но я справилась.

К тому моменту, как я окончила институт, Давид открыл свою компанию по кибербезопасности. Естественно, я стала работать юристом в нашей собственной фирме. Искать работу на стороне и мыслей не было. С годами наш бизнес масштабировался и сегодня является одной из самых известных компаний по кибербезопасности в стране.

Давид в прекрасном расположении духа, утренние рабочие проблемы забылись. И все же я чувствую: с мужем что-то не так. Он как будто бы слишком старается делать вид, что все хорошо, и получается немного наигранно. Из-за этого я не могу расслабиться и насладиться временем с семьей. Тревога не покидает меня. Под ложечкой сосет плохое предчувствие.

Вдруг из ниоткуда появляется мысль: «А что, если скоро все закончится? Не будет больше нас и таких общих ужинов». Мне становится дурно. Выпиваю залпом стакан воды. Прогоняю страх, силой заставляю его уйти. Нет-нет-нет, что за ерунда? Откуда это в моей голове?

После ужина дочка уходит в свою комнату, а я убираю со стола. Поглядываю на букет в вазе, а сама по-прежнему места себе найти не могу. Чтобы успокоиться, решаю помыть посуду руками, а не складывать в посудомойку. Плохая была идея. Тарелки то и дело вываливаются из рук. Одна разбилась.

— Зараза! — эмоционально ругаюсь.

Беру в руки осколки и чувствую острую боль. Порезалась. Кровь хлынула из пальца. Сморщившись, подставляю его под воду. Затем тянусь к аптечке в верхнем шкафчике кухонного гарнитура и достаю пластырь.

В этот момент на кухню входит муж. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять: сейчас что-то произойдет.

— Не говори ни слова, — опережаю Давида. — Молчи.

Потому что ничего не произошло, пока это не произнесено вслух. Я не хочу ничего знать. Но у Давида такое траурно-виноватое лицо, что очевидно: он не собирается молчать.

— Я не могу больше тебя обманывать.

Я начинаю дрожать, нервы в оголенные провода превращаются.

— Я тебе изменил. Прости.

Глава 4. Боль

Слова мужа оглушают. Отшатываюсь назад, но упираюсь в холодильник. Я четко и ясно расслышала, что сказал Давид, но мозг отказывается принимать услышанное. Тело моментально в пот бросает, голова кружится. Лицо супруга расплывается из-за пелены слез перед глазами.

— Прости меня, Вера. Я осознаю, как плохо и гадко поступил по отношению к тебе. Я искренне раскаиваюсь. Пожалуйста, дай мне шанс...

Давид еще что-то говорит. Я не слышу. В ушах стоит гул, в висках стучит. Под ногами земля расходится, и я лечу в пропасть. Каждым миллиметром кожи, каждой клеточкой тела я ощущаю свой личный, свой собственный апокалипсис. Мир рухнул. Все разбилось вдребезги. Ничего больше нет.

— Я ошибся, оступился, — словно сквозь вату проникает в сознание голос супруга. — Я раскаиваюсь и прошу у тебя прощения. Мы столько лет женаты, у нас дочь...

— Надо было думать об этом, когда ложился в постель с другой, — перебиваю. — Боже...

Отворачиваюсь от мужа и закрываю ладонью рот, чтобы не разрыдаться. Но у меня совсем не получается сдержаться. Слезы хлынули из глаз, я всхлипываю себе в ладонь.

— Вера... — Давид опускает руку мне на плечо.

Скидываю ее с себя. Муж, который еще десять минут назад был самым любимым мужчиной на свете, вдруг стал омерзителен. Его прикосновение, которое раньше согрело бы, теперь настолько противно, как будто на мое плечо легла не рука Давида, а заползла змея.

— Вера, я умоляю тебя. Позволь всё объяснить. Не руби сгоряча.

— Что ты собираешься объяснять? — рычу и вытираю мокрое от слез лицо.

— Я сильно сожалею об измене. Это было один раз и, клянусь, больше никогда не повторится. Я люблю тебя, я не хочу разрушать нашу семью.

— Какой абсурд.

У меня голова взрывается. Потому что все, что я слышу, это... у меня нет слов. Давид мне изменил. Нет, не так.

ДАВИД. МНЕ. ИЗМЕНИЛ.

— Вера, я люблю тебя. Дай мне шанс. Хотя бы ради Майи.

— Заткнись! — взрываюсь на всю кухню. — Просто заткнись!

Я гляжу на Давида исподлобья и испытываю ненормальную животную ярость. Мне хочется растерзать его. Наброситься и длинными острыми ногтями стереть с лица это дурацкое траурно-виноватое выражение. Но я даже шелохнуться не могу. Меня пронизывает боль. Такая сильная, как будто все кости в теле разом ломаются. Как будто из меня жизнь выходит. Как будто из груди сердце вырвали и топчутся по нему грязными ботинками.

— Это было один раз за всю нашу жизнь. Один-единственный раз, о котором я жалею так, как еще никогда ни о чем не жалел.

Я не могу больше это слышать. Я не могу больше здесь находиться. Я не могу больше видеть Давида. Мне нужно уйти. Мне нужно срочно уйти. Убежать,