Тайны Невербуха. Книга 1 - Максим Век
Когда мы ехали из театра, я всю дорогу клевал носом. А Мелисса что-то говорила, говорила.
– …бедная девочка, – говорила она, – уже вторую неделю не может выспаться… кто-то громко храпит у неё за стенкой.
Это показалось мне смутно знакомым, сегодня я уже слышал что-то подобное. Только там не храпели, а чихали. И в качестве жертвы выступала не бедная девочка, а… Зюв, мой дворецкий. Я попытался прекратить использовать свой нос не по назначению, то есть перестать им клевать.
А Мелисса продолжала:
– Ёлла слышит храп за стеной, но…
– Но за стеной нет ничего, кроме птиц и сырого невербухского воздуха? – всё ещё сонно спросил я.
– А ты откуда знаешь? – Мелисса уставилась на меня в неподдельном изумлении.
Я, честно говоря, несколько растерялся – как-то не подумал о… неважно. Но сна как не бывало. И ведь ни в чём не виноват, а чувствуешь себя, как нашкодивший гимназист, которого директор поймал на месте преступления и держит теперь за пунцовое ухо.
Я слегка ошалело таращился на Мелиссу. И ляпнул первое, что пришло в голову:
– Откуда-откуда. Может, она мне сама сказала, пока тебя не было.
– Что?? Как это сказала? – глаза Мелиссы стали совсем круглыми.
– Ну как-как, – я уже понял, что сморозил глупость, и уши мои вправду начали пунцоветь – ведь девица спала, когда в кофейню вошла Мелисса. – Во сне говорила – сегодня днём. Ну, когда якобы работала на тебя.
Мелисса покачала головой.
– Сварх Сверкающий! Арчи, что ты несёшь? У бедняжки нет языка, а ты…
– Что?! Как нет языка? Это что ещё за ужасы?
В общем, остаток поездки мы провели в откровенной беседе. Я поведал о страданиях Зюва, а Мелисса рассказала о Ёлле.
Мелисса с ней познакомилась очень просто – та зашла к ней в кофейню. Оказалось, что Ёлла живёт в том же доме, где располагается уже хорошо известный вам «Дргой дрг». Мелисса предложила девушке стать помощницей.
Ёлла недавно выпустилась из приюта для сирот и как раз искала работу. Поэтому с удовольствием согласилась. Жильё ей дали как сироте – у нас при Магистрате есть специальные комиссии, которые занимаются такими делами – помогают сирым и обездоленным. Ёлле удивительно повезло, рассказывала Мелисса, что комнату выделили в центре города.
В приют Ёлла попала ещё крохой, насмерть перепуганной и ничего не помнящей о своём прошлом, о родителях, братьях или сёстрах. Да и если бы помнила, то всё равно не смогла бы рассказать – во рту у неё вместо языка был маленький комочек.
– А как же она у тебя работает? – спросил я. – С клиентами надо хоть немного общаться.
– А ты разве не заметил – у меня грифельная доска появилась? Читать-писать, ну и считать её в приюте-то научили.
– Кого, доску?
Я вновь стал опасно клонится к полу кабины и даже подглядел кусочек интересного сна. Так что, когда экипаж остановился на углу бульвара Левых ног и Кулёчной, я быстренько распрощался с Мелиссой и отправился домой – хотелось узнать, что там дальше будет во сне.
Дома я наскоро выполнил необходимые гигиенические процедуры, надел пижаму и залез в постель. Но сон предательски меня оставил. Я ворочался с боку на бок и всё думал о чихании, которое не давало спать Зюву, и храпе, который мешал Ёлле.
Интересно, почему я никогда не слышу Зюва, когда он в своей комнате? Конечно, он там мало времени проводит. И спит он мало. Часа четыре, не больше. Укладывается поздно, просыпается до зари. Я, понятное дело, сплю больше, но как-то без режима. И не всегда в спальне. Иногда сон свалит меня в кабинете – на кушетке, иногда в комнате для гостей или даже в гостиной – в удобном кресле. Где я смежу усталые глаза, зависит от многих причин – у них разные этикетки и крепость. А порой я сплю вообще не дома. Да, такое тоже бывает. Но когда я здесь – на этой кровати, в своей спальне, в здравом уме и почти трезвой памяти и бессонно таращусь в потолок, вот как сейчас, а Зюв у себя, я всё равно его не слышу. Значит, и он меня не должен слышать. Верно? Вроде бы верно.
Я сел на край кровати. Нашарил на столе спички и зажёг ночник. Взял его и вышел из спальни. Постоял в коридоре – жёлтый свет ночника, подрагивая, падал на пол и стены. И вдруг меня осенило – за спальней ведь была ещё комнатка. Ну, комнатка не комнатка, чулан скорее. Я двинулся в самый конец коридора и открыл последнюю дверь. Ну да, какие-то палки, швабры, полки со всякой ерундой. Банки, старые утюги, коробки, тряпки. А за полками, на стене – вот же, тёмный прямоугольник замурованной двери. Там дальше комната моего слуги, всё верно. Нас разделяет целое помещение, полное всякой дряни. Поэтому мы не можем слышать друг друга, когда я в спальне. Поэтому Зюв и не мог просыпаться из-за того, что я чихаю.
Позвольте, так я же и не чихаю. Я же здоров! А кто тогда чихал под ухо Зюву? Не врал же он мне, лишь бы смыться на охоту?! Или всё-таки я чихал – а сам не помню? Может, во сне?
Я громко, с оттяжкой и звоном в затылке, чихнул. Скорее из этого пыльного каменного мешка!
Ретировавшись из кладовой, я не вернулся в спальню, а пошёл в гостиную. Открыл бар и, подсвечивая ночником, выудил бутылочку Чормы. Ребята в прошлом году привезли с Альгинезии – самого южного из семи островных королевств. Это у них делают такое чудо.
Налил стаканчик густой жидкости. В скудном свете ночника она казалась глянцевито-чёрной. На самом деле она тёмно-фиолетового цвета. А вкус у неё! А запах!
Не торопясь, смакуя терпкую, чуть щиплющую язык настойку, выпил стаканчик. По желудку разлилось тепло. Я ещё пошарил по полкам бара и вытащил то, зачем и шёл в гостиную – ключ от комнаты моего дворецкого.
Ключ легко провернулся в замке Зювовой двери, и вот я в его владениях. На полу прямоугольник света – небо давно очистилось от туч и в окно лезла огромная луна. Я подошел к окну – лунный свет лился на крыши соседних домов, серебрил башни и шпили дворцов, тянущихся вдоль невидимых
