Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева

Студенты рассаживаются: кто ближе к выходу, кто у окна. Я, как обычно, выбираю середину — так можно и слышать, и остаться незаметной.
Алина садится рядом. Достаёт тетрадь с идеально выведенными заголовками — у неё даже конспекты какие-то очень эстетичные. Я на её фоне чувствую себя машей-растеряшей, потому что уже три минуты ищу в рюкзаке ручку.
Преподаватель входит в аудиторию с ворохом бумаг, пара человек ещё заскакивают с запыхавшимися лицами, пока не хлопает дверь и не наступает то самое утреннее полубессознательное ожидание лекции.
Я почти залипаю — от жары, от недосыпа, от внутреннего беспокойства. Телефон в сумке, но мысли всё равно крутятся вокруг Натана.
Что он сейчас делает? Думает ли обо мне? Или… уже в своей новой жизни?
Внезапно сзади поднимается легкий шорох. Как будто ветер прошёлся по комнате, хотя окна закрыты. И тишина. Та самая, настораживающая. Та, которая наступает не просто так.
Я поднимаю голову и сразу чувствую: что-то изменилось. Просто ощущаю кожей. В воздухе стало тесно, как будто кто-то вытянул из него кислород.
В дверях я вижу силуэт.
Парень.
Высокий. Тёмная рубашка, широкие крепкие плечи, уверенная, лениво-хищная походка.
Он входит не спеша, и… толпа расступается. Да-да, буквально. Люди на амфитеатре лекционного зала двигаются в стороны, освобождая проход.
Я замираю. Даже не моргаю. Внутри всё становится странно тихо. Тишина — абсолютная. Даже сердце, кажется, решает замереть.
Он идёт мимо рядов, вообще не глядя по сторонам. Но когда подходит ближе — вдруг останавливается. И поворачивает голову.
Наши взгляды встречаются.
Он смотрит на меня. Прямо. Долго. Без стеснения.
Не как на человека. А как на… цель?
— Это кто? — шепчу, не отрывая взгляда, когда эта здоровенная машина всё же отводит взгляд и спускается ниже, на самый первый ряд, к столу преподавателя.
— Данияр Байматов, — отвечает Алина таким же шёпотом, почти не шевеля губами. — Старшекурсник. Он учится на стоматологическом, у его отца целая сеть клиник, и Данияр заведует одной из самых крупных. И…
— Что? — смотрю на Алину, которая, кажется, побледнела.
— Он… опасный, Мадина. Очень. Только не смотри на него так.
Я же, наоборот, не могу не смотреть. Он будто магнитом притягивает.
Байматов стоит, о чем-то разговаривает с преподавателем, что-то внимательно слушает, склонившись к невысокому профессору, словно огромный медведь к случайно забредшему в его владения леснику.
У Байматова невероятно широкие плечи, мощный загривок, рукава темной рубашки подвернуты к локтям, и всем видно, что его жилистые предплечья забиты вязью затейливых татуировок.
Он вообще смотрится очень… взросло.
Конечно, я знаю, что мои соотечественники взрослеют быстро, и, бывает, уже в пятнадцать выглядят на все двадцать или двадцать пять. Но тут что-то такое… Если старший курс, то ему сейчас года двадцать три - двадцать четыре, получается? А выглядит на все двадцать восемь…
И, главное, что, помимо этой взрослости, он еще и очень такой… Брутальный. Да. Вот оно, правильное слово.
И дело не только во внешности, но и в моторике, в спокойном тягучем нечитаемом взгляде, в лениво-плавных, хищных каких-то движениях, развороте головы…
И глаза у него — темные. И такие…
Ой, мама!
Смотрит!
Прямо на меня смотрит!
Пойманная с поличным, я краснею, кажется, всей кожей!
И почему-то не могу отвести взгляда.
Смотрю на него, словно завороженная медленным плавным змеиным танцем. Или кружением дервишей на восточном базаре.
В голове пусто-пусто. Дышать тяжело становится, а внутри что-то щелкает. Словно невидимый замок на пока еще невидимой клетке.
Зачем он так?.. Смотрит…
Байматов первый отводит глаза.
Я выдыхаю, ощущая, словно меня только отпустили. С линии огня убрали.
Торопливо отворачиваюсь, делая вид, что очень сильно занята копошением в сумочке, а сама пытаюсь привести эмоции в порядок.
Байматов еще что-то минуты две выясняет с преподавателем, а затем покидает аудиторию, даже не глянув ни на кого больше. И на меня, в том числе.
Наверно, можно выдыхать и радоваться?
Но почему не отпускает тяжёлое, гнетущее ощущение, будто… меня пометили?
Глава 2. Как все продолжилось
Всю пару я сижу в напряжении, даже особо не вслушиваюсь в то, что говорит преподаватель. Мою рассеянность заметно со стороны, Алина периодически тревожно посматривает, но ничего не говорит.
А я все никак отойти не могу от произошедшего. Хотя, казалось бы, ну что такого произошло?
В конце концов, что, на меня раньше не смотрели, что ли? Смотрели… И побольше даже. И очень нагло. И приставали! Я же не в безвоздушном пространстве жила, Москва — большой город! И университет, в котором я училась, тоже не маленький. Всякое было.
Но чтоб вот так…
Наверно, это просто мое внутреннее состояние, стресс, может… Я сама не понимаю, а организм реагирует на переезд, болезнь деда, хоть я его и не знаю толком, видела несколько раз в жизни до нашего переезда сюда, но все же родной человек…
И расставание с Натаном…
Это — первые мои такие серьезные отношения, и так все обрывается…
Точнее, ничего и не обрывается!
Мы с Натаном поклялись, что будем вместе! Что будем поддерживать связь, летать друг к другу!
Конечно, о дальнейших планах на жизнь не заговаривали еще, но я уверена, что у него ко мне все серьезно! Как и у меня к нему!
После пары я открываю наш с Натаном чат, отправляю милое сердечко. Просто хочется от него ответа. Реакции. Чтоб знать, что меня любят. И ждут.
Натан не отвечает, и настроение мое снова падает.
— Так, у тебя сахар упал, — авторитетно заявляет Алина, — пошли в столовую.
Киваю уныло. Мне без разницы сейчас, куда.
Иду, думая о том, что Натан сейчас там, на парах… И у него, возможно, тоже перерыв. И много девчонок вокруг. Нет, конечно, любит он меня, я уверена, но… Столько соблазна… А я далеко.
А он такой красивый…
— Булочку! — командует Алина, снова возвращая меня к реальности, — и чай! Вот! И еще вот этот салатик. Восполнить запас витаминов.
— Ты прямо как будущий медик говоришь, — улыбаюсь я.
— А кто ж еще? — удивляется Алина, — конечно, медик! Я тебе говорила, что летом буду практиковаться у папы?
— Ого-о-о! — уважительно