Дом поющих стен - Кристиан Роберт Винд

Тот же день, 4 часа утра

Я ненадолго задремал, сморенный усталостью и инфекцией, проникшей в мой организм сквозь свежие раны. А когда проснулся, обнаружил, что соседняя койка пустует.

Я огляделся по сторонам, и сумел различить в полутьме высокий силуэт, замерший у занавешенного окна.

Безумец тихо переговаривался с кем-то, затем замолкал, будто выслушивая чей-то ответ, а после вновь принимался горячо шептать. Но видит бог, вокруг не было никого, с кем бы он мог вести беседу – солдаты с ближайших коек ныне лежали под белыми простынями в коридоре.

15 ноября, 1942

Этот день – воистину один из самых счастливых за всю мою жизнь. Этим утром я получил долгожданное письмо от Дорис.

Мой хрупкий белокурый ангел… Я едва мог сдержать слезы радости, когда старшая сестра сунула в мои руки смятый бумажный конверт. И все никак не мог собраться с духом, чтобы его распечатать.

Я думал: а вдруг она написала мне лишь за тем, чтобы сообщить о том, что больше не любит? От этой мысли мне становилось так отчаянно горько, что я был готов забиться в дальний угол, где доживали свои последние часы безнадежные солдаты.

Потому я и раскрыл заветное письмо лишь несколько часов спустя. И вновь едва не заплакал, но на этот раз от безграничного счастья, растекающегося по моим венам.

Теперь я знаю, отчего Дорис мне так долго не писала – она была больна. Она сообщила мне, что за последние несколько месяцев почти не поднималась с постели и не выходила из дому, поскольку врач строго-настрого запретил ей двигаться без особой нужды. Однако теперь она чувствует себя значительно лучше. Настолько, что решила наконец выслать мне ответное письмо…

Разумеется, Дорис понимала, что я начну тревожиться, едва прочту эти строки. И она попыталась заверить меня, что никакой опасности для ее жизни больше нет. Так сказал ей доктор. И добавила, что я пойму все сам, когда мы снова встретимся.

Любовь моя… Я бы вскочил с этой ледяной койки прямо сейчас и помчался к тебе без оглядки, перепрыгивая через рвы, каналы и глубокие окопы. Летел бы под мрачным ноябрьским небом со скоростью вражеских пуль, только бы поскорее оказаться рядом с тобой и прильнуть к твоим рукам…

Впервые за долгие месяцы я забылся сном беспечного ребенка. И даже завывание ветра, снующего в сырых стенах госпиталя, казалось мне в эту ночь прекрасным пением небесных агнцев.

Обещаю тебе, милая Дорис, мы непременно вскоре повидаемся с тобой.

16 ноября, 1942

Этим утром погода за окном настолько отвратительна, что впервые с того момента, как я очутился здесь, я искренне рад возможности отлежаться в укрытии.

Ветер жестоко треплет плохо уложенную черепицу на только что возведенном втором этаже, где пока нет ни одного больного, и я слышу, как осколки кровли то и дело вздымаются в воздух, а затем расшибаются о стены.

Несколько раз в палате принимался мигать свет, и обеспокоенные непогодой сестры на всякий случай принесли к кроватям раненных побольше свечей.

Безумец на соседней койке ведет себя непривычно тихо – я едва не забыл о его существовании. Не шепчет, не бродит кругами, как делал прежде, а лишь исступленно глядит в окно, за которым разразилась ужасающая буря. Да и все прочие благоговейно застыли перед лицом несокрушимой силы природы.

Я мельком слышал, как старшая сестра сокрушалась о том, что из-за урагана они никак не могут приютить новую партию раненных – экипаж с солдатами прочно застрял где-то под Эксмутом, и некоторые из них уже скончались в некстати затянувшемся пути.

Страшно и вообразить, какая чертовщина сейчас творится в море – должно быть, фрегаты Ее Величества болтаются из стороны в сторону как деревянные щепки…

Однако вот о чем я вдруг подумал: в тот день, когда «Лорд Стаффорд» пошел ко дну, на воде не было шторма, лишь на суше привычно шумел осенний ветер и лил заурядный дождь – впрочем, как всегда бывает в это время года. Принял в расчет я и тот факт, что спустя сутки в радиоэфире поведали о том, что вражеский флот находился слишком далеко для безжалостного маневра, способного отправить экипаж эсминца на корм рыбам.

И вот теперь я никак не могу выбросить из своей головы один надоедливый вопрос. Если «Лорд Стаффорд» не мог стать ни жертвой коварного шторма, ни добычей врага, то отчего же, в таком случае, корабль пошел ко дну?

И почему в живых остался лишь один – безумец, что шепчет ночами, стоя у окна?

Тот же день, 10 часов вечера

Очевидно, не только меня взволновала загадочная кончина «Лорда Стаффорда».

На закате в госпиталь ворвался отряд бобби в сопровождении военного коронера. Сперва они перекинулись парой фраз со старшей сестрой, а затем направились прямиком к дремавшему безумцу. Растормошили его, осторожно взяли под руки и потащили прочь.

Я уж было решил, что никогда не увижу его снова, однако вскоре здоровяк вернулся – на этот раз, в сопровождении одной из сестер.

Подозреваю, что короткий допрос не принес военному коронеру никакого удовлетворения. Вряд ли он сумел добиться каких-либо вразумительных ответов от этого человека, если принимать в расчет его весьма прискорбное душевное состояние.

17 ноября, 1942

Ураган и не думает стихать – напротив, к рассвету порывы ветра за окнами госпиталя достигли своего апогея. А внутри стен по ночам ревет так, будто там заживо замуровали адское чудовище…

К моему изумлению, этим утром я начал ощущать в прежде онемевшей руке странные сигналы, похожие на мелкие отрывистые судороги. Возможно, сестры были правы, и успешно произведенная операция в самом деле способна вернуть моей кисти былую чувствительность.

Вот только я этому совсем не рад. Ведь теперь место, где прежде находился мой оторванный палец, нещадно ноет, а временами жжется так, словно я сунул свою ладонь в улей с разъяренными пчелами.

Очевидно, ощущения вернулись к изувеченной конечности лишь за тем, чтобы меня истязать.

19 ноября, 1942

Этим утром меня наконец должны были выписать из госпиталя, однако совершенно дикое происшествие, случившееся накануне, вынудило меня задержаться здесь еще на какое-то время…

Вчера вечером, едва ли не сразу после заката, когда неуемная буря оборвала снаружи электрические провода, случилось нечто невообразимое. Мне и сейчас жутко об этом вспоминать, словно я вновь погружаюсь в эти адские мгновения черного безумия.

Когда свет неожиданно померк, больничную палату заполонили сестры – они спешили поскорее зажечь заранее подготовленные свечи. Однако старшая сестра