Дом поющих стен - Кристиан Роберт Винд
Надежду на то, что когда-нибудь завершится и иная буря.
Та, что так несправедливо пролегла между мной и моей милой Дорис, жадно отнимая и уродуя наше бесценное время…
23 ноября, 1942
С каждым днем в госпитале становится все тише. За последние сутки скончался лишь один – его жизнь отняла гангрена…
Во время утреннего обхода старшая сестра сообщила, что все мои увечья заживают будто согласно графику, а потому я вряд ли задержусь в этом месте надолго. А затем она вопросительно поглядела на меня единственным глазом, словно намекая на то, что я могу здесь остаться, если сам того пожелаю.
Должно быть, она заключила, что я предпочту отлежаться в тылу. Однако если бы я поступил подобным образом, то лишь еще больше отсрочил долгожданную встречу с Дорис.
Нет, я не хочу тратить ни единой минуты. Я должен выбраться отсюда, если желаю как можно скорее повидать ее…
28 ноября, 1942
Я вернулся в строй. Теперь, как и прежде, у меня не будет ни сил, ни времени на то, чтобы вести этот ежедневник.
23 декабря, 1942
Линия фронта стремительно смещается на запад, и я начинаю испытывать серьезное беспокойство. Обыкновенно в таких ситуациях я находил немалое утешение в словах неисправимого оптимиста и заядлого картежника Ричарда Беккета, однако он мертв вот уже несколько недель.
10 января, 1943
Мои опасения подтвердились: бои идут слишком близко к Гластонбери. Надеюсь, Дорис успела покинуть дом и сейчас находится в безопасности.
Отныне я не могу думать ни о чем другом. Я отправил ей несколько писем, однако не уверен, что она их получила. Во всяком случае, ответа от нее я пока так и не дождался.
Всем сердцем хочу верить, что это лишь потому, что Дорис была вынуждена сменить почтовый адрес…
18 января, 1943
Я неимоверно счастлив и безумно зол в одночасье. Этим вечером я получил долгожданный ответ от Дорис.
Она написала, что прочла все мои письма, однако наотрез отказывается покидать свой дом. Ее отец слишком стар и болен для того, чтобы бежать, и он попросту не переживет дорогу…
Я безостановочно твержу себе одно и то же: в графстве Сомерсет сейчас достаточно безопасно для того, чтобы там оставаться. И уповаю на то, что если дела все же станут значительно хуже, Дорис успеет ускользнуть в последний момент.
Однако это ничуть меня не утешает. Я потерял покой и сон.
Все, о чем я думаю в последние дни – это о том, как сильно желаю ее увидеть. Порой мне даже начинает казаться, что я слышу ее нежный голос, блуждающий в разоренных полях и скользящий где-то в разрушенных стенах.
25 января, 1943
Относительное затишье принесло мне долгожданное облегчение.
Возможно, это лишь кажущееся спокойствие, под пологом которого прячется нечто зловещее, однако это именно то, в чем я так сильно нуждался весь последний месяц.
3 марта, 1943
Новость, о которой на протяжении последних шести месяцев я мог лишь грезить – я наконец увижусь с моей милой Дорис.
Вскоре я буду рядом с ней. Осталось лишь вытерпеть каких-то жалких тридцать дней.
Неужели это правда?..
21 марта, 1943
Сегодня я в который раз был на волосок от смерти. И мне снова повезло. К несчастью, семерых из отряда удача обошла стороной. В моих ушах до сих пор стоят их предсмертные крики.
Должно быть, я никогда не привыкну к виду растерзанной плоти. Да и может ли человек свыкнуться с подобным? Мне думается, что живому и любящему сердцу чужды страдания и муки.
Пусть господь упокоит души этих несчастных…
2 апреля, 1943
Дорога оказалась гораздо труднее, чем я предполагал, и отняла куда больше времени. Однако все это теперь не имеет никакого значения. Завтра, уже завтра…
Завтра, милая Дорис, я снова увижу твое ангельское лицо. Завтра я прикоснусь к твоим нежным щекам своими дрожащими от волнения руками…
От этих мыслей сердце в моей груди трепещет словно птица, запертая в клетке. Все прочие воспоминания стираются, уходят, меркнут. Словно и не было всех этих страданий, разлук и смертей. Как будто одно упоминание о скорой встрече с Дорис способно исцелить мое измученное сердце и залатать все душевные раны.
Мой белокурый ангел… Как же нестерпимо долго тянется этот последний день.
15 апреля, 1943
Я завернул Дорис и нашего новорожденного сына в свое одеяло, и похоронил их обоих за домом в саду.
Я не успел привести доктора. Я ничего не смог поделать и никого не сумел спасти.
Безголовая восьмая глава
– О-ох, – протяжно выдохнул Джек, захлопывая старый дневник, насквозь пропахший сыростью, землей и тленом.
За окном спальни неспешно расползался во все стороны тусклый и совершенно безрадостный рассвет. Полная луна, зависшая под потолком комнаты мальчика, лениво покачивалась взад-вперед, тускнея на глазах. Блестящая россыпь нефритовых звезд сонно колебалась в угрюмых лучах серого осеннего утра.
– Дочитал? – без особого интереса спросила Энни.
Очевидно, ее не слишком заботило содержимое найденного дневника: она то и дело широко зевала, а затем от скуки принималась накручивать на свой тонкий фарфоровый пальчик блестящую прядь волнистых волос. И, если бы Джек, с головой окунувшийся в чтение, время от времени не нарушал тишину своими протяжными вздохами, девочка, должно быть, уже давным-давно бы уснула.
– Неужели все это правда?.. – пробормотал мальчик себе под нос, устало опускаясь на край не заправленной постели. – И этот большой свирепый человек, о котором писал раненный солдат – это в самом деле дедушка Оливер?..
Джеку казалось, что его утомленная голова вот-вот раздуется от миллиона тревожных мыслей, наводнивших ум, а затем с громким хрустом лопнет пополам. Однако он продолжал лихорадочно повторять про себя все, о чем узнал из дневника загадочного старика. Снова и снова, как если бы его сознание отказывалось принимать столь ужасающую истину.
– Я никак не могу взять в толк, – он сделал тяжелый вдох и покосился в веснушчатое личико Энни, беспечно болтавшей босыми ногами. – Если дедушка Оливер действительно напал на Матильду, то почему, в таком случае, она не только осталась здесь, но еще и вызвалась трудиться его личной помощницей? И каким образом этот злосчастный дом мог вообще оказаться в их руках?
– Так ведь война давно закончилась, разве не так? – пожала плечами Энни. – А кому нужен военный госпиталь, если никакой войны больше нет?
– Допустим, ты права, – нахмурился мальчик, безуспешно пытаясь собраться с
