Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

верный прихлебатель? Идея выглядит странной… - Вам же нужен марионеточный главарь? – серьёзно насмехаясь над другом, умело лицедействовал Сынхён. – Это идеальный для отвода глаз человек. Пока мы с вами решим, в каких долях делить полученную власть, сойдёт и он. Но сейчас времени терять нельзя, пока половина банды согласна выступить за нас… - За вас? – лукаво уточнил китаец. - За наши с вами общие интересы. Деловые партнёры по преступному ремеслу отвернулись и, склонившись, стали шептаться о предложенном. Убрать одного шефа – не проблема, проблема в том, что остаются его люди, его отряды, его территория, которую надо подчинять. Если бы речь шла о войне мафиозных кланов, всё было бы немного проще, одни вырезают подчистую других и занимают их место. Но речь об обезглавливании туловища, которое, как тело петуха, может ещё побегать без головы и нанести урон. Поэтому нужен человек, к которому это тело сразу же согласится примкнуть. Сынхён знал, что ему не доверились бы, предложи он себя. Он производит очень умное впечатление, цепкость и основательность в его повадке сообщают, что его на недельку на трон не посадишь, и позже с лёгкостью не свергнешь. Другое дело Джиён, о нём сложилось другое мнение, чем товарищ и решил умело поиграть. Одному ему известно, насколько обманчив внешний вид Джи, которого часто в нелегальных кругах зовут Ящерицей, за его скользкий характер, двоякость речей, лживый взгляд и мелочное верчение у всех под ногами. В приватных беседах с другом Джиён осмеливался скалиться и говорить: «Однажды ящерица превратится в дракона, и мы посмотрим, как далеко он полетит». И Сынхён почему-то верил ему, верил в него, верил в них, следуя по намеченному курсу. Китайцы закончили переговоры между собой и повернулись к Сынхёну с его сопровождением в виде единственного, почти трясущегося парня, который не был уверен в исходе всех этих планов, а потому постоянно сомневался, не зря ли примкнул к бунтовщикам. «Его убьют в числе первых» - подумал Сынхён, прекрасно зная, как преступный мир реагирует на слабость. Здесь на это нюх. Трусишь – пристрелят. - Итак, Джиён, значит? – заговорил вновь ответственный за принятие решения. – Хорошо, мы сдержим оставшуюся за босса часть и… - мужчина повёл большим пальцем по горлу, - чикнем его ближайших людей. Но самого босса… пусть убирает сам Джиён. Или ты сам? Как хочешь? Сынхён понял, что они не хотят соваться в гущу событий, вступать в схватку с закалёнными телохранителями. Но они упускают из вида, что тот, кто своими руками свергнет главаря, заслужит небывалый авторитет. Согласится ли Джиён на это? Он не настолько хорош в бою, чтобы полезть в драку с опытными охранниками, но есть ли выбор? - А если Джиён не станет этого делать? - Тогда ты сам, - упрямо напомнил китаец. Какое упрямство, какая нахрапистость! Опиум он там что ли покуривал? Понятно, альтернативы не предвидится, а без этой поддержки они просто ничего не смогут. - Мы согласны, - протянул руку Сынхён, молясь всем богам, чтобы Джиён придумал, как выпутаться. Больше говорить было не о чем, и мужчины разъехались, всякий в свою сторону. Озирающийся и ждущий, что его вот-вот покарают, как предателя парень, предпочёл побыстрее отделиться и скрылся в переулках восточного квартала; побежит в бордель или пивнушку, чтобы заглушить страх алкоголем. Сынхён и сам бы с удовольствием пристрелил такую тщедушную мелюзгу, что рвётся неизвестно зачем в места подоходнее и прибыльнее, в то время как не имеет ни сил, ни способностей на то, чтобы иметь статус, вес, заслуги. Как много людей в этом мире ждёт наград и внимания, как много людей с завистью смотрит на более успешных и возвышенных, искренне считая, что должны иметь то же самое, располагаться где-то там же, среди признания, власти и богатств, в то время как собой ничего не представляют, так, тело с амбициями, среднестатистическими мозгами и посредственными знаниями. Но никто не задумывается о своих реальных возможностях, проще искать недостатки у других и низвергать, основываясь на этом, почему другой недостоин, а ты – да. Сынхён снова закурил и, морщась, раздумывал о том, насколько не имеет сожаления, жалости и сочувствия к человечкам вокруг, Джиён прав во всех своих рассуждениях. Широкие шаги несли как раз к хате товарища, которому он параллельно звонил, тесной клетушке, где тот ютился в ожидании грядущего замеса. Кто выйдет победителем? Если бы знать заранее… Джи говорит, что лучше не надо, не потому, что это может огорчить и расстроить, но потому, что сделается скучно, если всегда знать, чем кончится та или иная задумка. С этим Сынхён не был согласен. Он бы предпочёл знать. Ему от спокойствия скучно не бывает, а вот от бездеятельности – да.

* * *

Припортовые лабазы нашпиговывались выгружаемыми мешками с зёрнами кофе, внутри которых были запрятаны пакеты с наркотиками. Маленький городок Юго-Восточного Китая, неподалёку от Гонконга, благодаря коррупции и вопреки борьбе с нею, оставался успешной площадкой для торговли неположенным, для ремесленничества триад и разрозненных преступников. Грузчики, носильщики, моряки с частных суден, рыбаки, выбрасывающие со дна своих лодчонок на пристань сети с морской живностью – мельтешение людей и шум. Среди них почти не попадались женщины, это мужской мир, редко использующий или допускающий особ в юбках в свои недра. Да и разве не весь мир, наплевав на эмансипацию и видимое равенство, остаётся мужским? Джиён оглядел через окно дощатый настил, раскрашенный солнцем, который поскрипывал и продавливался под тяжестью ног и колёс тележек, на которых развозились ящики, тюки или опустошенные коробки и поддоны от точки до точки. Кутерьма не прекращалась; слева везли товар, справа мусор, оттуда шёл коробейник с напитками и пирожками, предлагающий рабочим подкрепиться, не отходя от дел, с другого конца медленно тащился пришедший с рейса участник команды какого-нибудь корабля, который уже подвыпил и искал пристанища. Либо его оберут дотемна, либо ему повезёт, и он упадёт где-нибудь поспать, останется незамеченным и при деньгах. Но в таких портах, вопреки кажущемуся беспорядку и хаосу, ничего не остаётся незамеченным. Разве что он, Джиён, внимательно изучающий каждое движение, происходящее вне помещения, где он находился. Запах соли, ржавчины, нечистот и водорослей, мазута и солярки, растворимого кофе, перегоревшего десять раз масла, на котором где-то что-то жарят, проникал и сюда, в кое-как сбитую сараюгу из фанеры, алюминиевых листов и пластин гипсокартона, притащенных откуда-то вместе с обрывками обоев, поклеенных на них. Такие временные и изначально не