Рэм - Микита Франко

Глава 9

В понедельник он увидел её снова. Полину. По-ли-ну. Почему-то так произносил её имя историк, делил на слоги, когда весело рассказывал: — А сегодня ко мне заходила По-ли-на Синцова.

Рэм сразу подумал: между ними что-то есть. Или было, когда она училась в школе. Потому что никому нахер неинтересно, куда там заходит По-ли-на Синцова. Только тем, кто влюблён в Полину.

Но ему понравилось придумывать, как будто у неё есть какая-то история с учителем… истории. Тогда он сразу почувствовал себя не таким одиноким: тяжело быть странным сразу в нескольких категориях, хорошо, когда попадается кто-то, кто хотя бы половину такой же странный, как ты. Например, тоже влюблен в старика. Или тоже гей, но Рэм из таких знает только Артамонова — это знакомство не сделало его участь легче.

Но про Полину он фантазировал ещё весь урок истории и потом немного на химии. Представлял, что там у них и как, но картинки плохо собирались в цельный образ: так, какая-то умилительная ерунда. Вот Арсений Иванович ждёт Полину после уроков, чтобы проводить до дома. Или вот Полина мерзнет под дождем, а Арсений Иванович накидывает ей свою куртку на плечи. Он милый вообще-то. Ему тоже около сорока, не такой красавчик, как Синцов, но обаятельный. Может, если бы сердце Рэма не было занято беспрерывными страданиями по отцу Елисея, он бы выбрал страдать по учителю истории. Тот хотя бы доступней — смотреть можно хоть каждый день. И на переменках подглядывать, подкрадываясь к кабинету.

Елисей же подошёл к Рэму после химии, как будто ничего не случилось, а субботняя выходка с револьвером — это… это у них в семье такие традиции. Обычный элемент вечеринки, такой же обыденный, как гирлянды и большой торт.

Пока Рэм стоял у окна, копаясь в рюкзаке в поисках контурных карт, Елисей остановился рядом, оперся на подоконник поясницей, и заговорил с ним так, словно это… нормально. Словно нормально после всего, что случилось, остановиться рядом и заговорить.

Рэм предыдущие два урока всеми силами избегал сталкиваться с ним взглядом. С Французом и Скрипачом тоже — они сели вместе, отдельно от него, и хотя Рэм считал это несправедливым (он же ничего не сделал! не он яблоко на голову Илюхе поставил), в то же время это было… как будто бы справедливо. Во всяком случае, он не чувствовал себя вправе заговорить с ними, и уж тем более навалиться на их парту с претензиями: чё, мол, отсели.

— Слышал, вам понравилось? — начал Елисей как бы невзначай, скользнув равнодушным взглядом.

Рэм напрягся, но отчего-то зассал посылать Елисея. То есть, понятно — от чего. От любви к его отцу, от желания появляться в этом доме снова и снова, независимо от того, что в нём будет происходить — до тех пор, пока будет возможность смотреть на Сергея. Хотя бы мизерная. Хотя бы призрачный шанс этой возможности.

Когда молчание затянулось, Рэм дипломатично проговорил:

— Нам не очень понравилось. Особенно Илье.

Елисей усмехнулся:

— Да он ссыкло. Всего-то нужно замереть на секунду.

Рэм возмутился:

— Я бы посмотрел, как у тебя это получилось!

— Хочешь посмотреть? — оживился Елисей. — Давай.

Это уже звучало совсем сумасшедше, и, осекаясь, Рэм проговорил:

— Я вообще-то стрелять не умею.

— А я, может быть, хочу умереть.

Он улыбнулся, но прозвучало очень… нездорово. У Рэма даже пробежали мурашки.

Он предпочел промолчать снова, и тогда Елисей заговорил сам, очень по-приятельски:

— Иногда нужно попробовать что-то совершенно особенное, чтобы понять, кто ты такой.

— Например, суицид? — мрачно пошутил Рэм.

— Я верю в твои навыки, Макарик.

— Зря. Я никогда не стрелял.

— У тебя ж папка мент.

— И чё? Думаешь, он даёт мне пострелять из табельного оружия?

Елисей в ответ только плечами пожал:

— Не знаю, какие у вас порядки.

— Уж точно не такие, как у вас, — раздраженно ответил он.

Рэм больше не хотел слушать. В его голове всплыли воспоминания из зимнего сада, где всё было «как в кино», где под мерцающие гирлянды он ощущал себя частью чужого мира — и не совсем своим. Теперь же он понимал, насколько этот мир ему чужд.

— Знаешь, у нас, кажется, география через пять минут, — быстро произнёс он, закидывая рюкзак за плечо.

И, обходя, Елисей, увидел в стороне Француза и Скрипача, возле кабинета математики. Он неловко замер, не зная, как поступить: они не ссорились… ну… официально, но взгляды у них такие, что Рэм явственно читает: лучше не подходи. Наверное, из-за Синцова ещё. Он же с ним только что разговаривал.

Он всё-таки сделал шаг навстречу ребятам, как сразу же услышал:

— О, явился, — Француз вскинул подбородок, будто собирался быкануть. Или уже. — Что, подружились?

Это заставило Рэма остановиться на месте — на расстоянии двух метров от друзей.

— Да ладно вам, — попытался пробормотать он, защищаясь. — С чего вы оба так взъелись?

Скрипач цокнул, Француз перекрестил руки на груди. Он и ответил:

— Может, с того, что твой новый кореш чуть в Илюхе дыру не проделал?

Рэм вздохнул: потребность оправдаться схлестнулась в нём с чувством вины. Он понимал, что эта вечеринка — да нет, вообще вся ситуация с Синцовым-старшим, — это какой-то бесконечный кошмар, где в конце он будет утянут склизкими щупальцами в пропасть. Но у него не получается к этой пропасти не тянуться.

— Слушайте, я и сам был не в восторге от этого, — начал оправдываться Рэм. — Я вообще не знал, что он притащит пистолет.

Француз скривился:

— Но при этом продолжаешь с ним водиться? Оправдываешь?

— Я просто… — Рэм почувствовал, как слова застревают в горле. — Мне не так-то просто всё это прекратить, окей?

— Окей, — Француз резко отвернулся, хотя Рэм ожидал встречного вопроса, мол, почему. Может, тогда бы и вышли на диалог (но правду он бы, конечно, всё равно не сказал). — Тогда иди к своей элитке.

— Эй, да чего вы? — Рэм ощутил, как раздражение мешается в нём с грустью, превращаясь в злобливую тоску. — Просто ситуация такая…

Скрипач кивнул, как бы подтверждая слова Француза.

— Ситуация, в которой ты выбрал того, кто людей за людей не считает, — снова встрял Пьер. — Мы поняли.

Рэм почувствовал, как в нём зарождается обида на пацанов: им проще, они могут легко порвать с Елисеем, с его миром. А он… он слишком запутался. И если бы они хотя бы попытались спросить сейчас, почему он цепляется за Синцовых, он бы… Нет, он