Рэм - Микита Франко
— Анды? — переспросил Елисей, удивлённо глянув на отца. — Да ты же с ума сойдёшь от скуки через день.
Сергей рассмеялся, а Рэм едва удержался, чтобы не повернуть голову, не посмотреть в упор, не залюбоваться этой неожиданной искренностью. Он не так часто видел его расслабленным.
— Может, и так, — признался Сергей. — Но мечтать никто не запрещал.
Он всё-таки глянул на него, быстро прошелся взглядом, и тоже невольно улыбнулся.
Когда и эта тема за столом угасла, погружая столовую в тягучую тишину, Индира нашлась и здесь: сначала задумчиво посмотрела на сына, а потом перевела взгляд на Рэма, и он как будто заранее почувствовал, что она скажет.
— Знаешь, — начала она легким тоном, обращаясь к Сергею, — я тут подумала: наконец-то у нашего Елисея появился настоящий друг. Я уже давно говорю, что ему нужно найти хороших друзей. А то совсем замкнулся, как этот… как его… Кирилл.
Елисей посмотрел на мать с зажатой улыбкой.
— Да ладно, мам, не начинай
Индира же решила не заканчивать, чуть подаваясь к нему:
— Я вот думаю: может, вам с Макаром стоит потусить, ну, как подростки?
— Со впиской что ли? — прыснул Елисей.
— С ночевкой, — поправила она. — Но вообще, если захотите алкоголь или ещё что-то такое, лучше попросите у нас, так будет лучше. А то меня беспокоит, что мальчики вашего возраста не столько друзья, сколько партнёры по бедам.
— Конечно, мам, — неожиданно покладисто отозвался Елисей на слова, от которых Рэму захотелось закрыть лицо и спрятаться.
Может, от того, что вот это «мальчики вашего возраста» — уничижительное и детское определение, — в совокупности с попыткой контролировать выпивку звучало очень… плохо. При Сергее.
— Для этого ведь и нужны друзья, — добавил Елисей. — Чтобы тусить, а не ходить в гости ради других целей.
Рэм напрягся: это сейчас было… что? Камень в его огород? Он что-то понял?..
Но мысль не успела развиться, потому что Елисей, подперев подбородок рукой, тут же сказал другое:
— Ну что, Макарик, — на тонких губах растянулась ухмылка, — ты как, готов к ночевке?
Рэм растерялся ещё больше — одно, когда об этом гипотетически говорит мать Елисея, другое, когда тот вот так спрашивает за столом. При всех. Он не знал, что ответить, потому что не понимал, насколько тот серьёзен. Такое же, наверное, должны родители одобрять? А они молчали.
Елисей зато говорил:
— Родители как раз переживают, что у меня нет хорошей компании, а ты, говорят, отличный парень, не обидишь, — казалось, ему самому забавно от этих слов.
Рэм нервно кашлянул. Это же… Это же всё для него вообще не про Елисея. Это шанс остаться рядом с Сергеем, быть к нему поближе, пускай всё и останется на уровне переглядываний. Зато это не только совместный обед или ужин. Это ещё и… завтрак. Какой Синцов-старший с утра? Какой он, когда без костюма, без микрофона у лица, без камер фоторепортеров? Он сможет это узнать.
— Ну… я не знаю, — выдавил Рэм, стараясь быть вежливым. — Может, не стоит… я не хочу быть неудобным…
— Всё в порядке, — поспешно заверила его Индира. — Можешь остаться, здесь все тебе рады.
Сергей промолчал — только потянулся к бокалу с вином и сделал глоток. От этого Рэм сразу подумал, что тот не хочет его видеть ночью в доме. Впрочем, а сам он планирует быть в доме ночью? Или опять поедет… к этому.
Рэм понял, что не может отказаться от этого. Может, было бы правильно отказаться, но у него не получится.
— Ну… ладно, — произнёс он. — Тогда, если это не будет проблемой… я, наверное, останусь.
Елисей легко рассмеялся, вставая с места.
— Отлично! Вот и отлично, — он хлопнул ладонями по спинке стула, задвигая тот на место. — Я тебе покажу, как развлекаться по-настоящему.
Звучало угрожающе. Зная Елисея, Рэм нисколько не усомнился: это и была угроза.
Глава 11
В ту ночь он ушёл. Сергей ушёл. Через час после ужина, сославшись на рабочие дела, и Рэму от этого стало гадко-тоскливо. Неприятно засосало под ложечкой и тоже захотелось уйти, только было поздно: он почувствовал себя запертым в огромном особняке на пару с Елисеем и его мамой.
Когда та проводила Сергея «на работу», Рэм, поднимаясь за Елисеем по лестнице, не удержался от вопроса:
— И часто у тебя отец по ночам работает?
Тот, прищурившись, покосился:
— Ты на что-то мне намекаешь?
— Да нет.
И стало ещё хуже. Когда ловят на намеке, который ты и вправду подразумевал — сразу чувствуешь себя глупо.
Ему выделили отдельную комнату. Отдельную комнату. Дома у Француза Рэм обычно спал рядом с его кроватью на раскладушке, а у Скрипача мама стелила ему постель на полу из двух сложенных вместе одеял.
А здесь — гостевая комната, в которой полуторная кровать, письменный стол, шкаф для одежды и личная ванная комната. Бывает же.
Они зашли к Елисею, и тот, едва шагнув за порог, сразу развалился на небольшом диванчике напротив телека (наличие телевизора в комнате, считающейся комнатой ребёнка, удивило Рэма отдельно). Принялся лениво жонглировать мячиком для игры в теннис. Рэм, глянув на него, посчитал видок жутковым: лицо Елисея освещала только настольная лампа, и тени от неё плясали по стенам.
Рэм неуверенно уселся на краешек кресла рядом.
— Та-а-а-ак, — протянул Елисей, указывая мячиком на Рэма. — Чем займёмся?
— Да я… у меня нет идей, — признался Рэм, пятерней нервно откидывая светлую чёлку с лица.
— Давай че-то покажу, — с этими словами Елисей легко поднялся с дивана, и прошел к столу, открывая ящик под столешницей.
Вытащил оттуда маленький фотоальбом с двумя красногрудыми снегирями на обложке, и Рэм нахмурился: детские фотки что ли будет показывать?
Так и есть. Во всяком случае, Елисей немедленно сообщил:
— Семейный архив.
И, раскрыв, быстро пролистал почти до конца. Пальцами поддел какую-то фотку, вытащил и показал Рэму. Он стоял далеко, и пришлось встать и подойти поближе, чтобы разглядеть.
Рэм уже через два шага понял, кто на фото, и сердце забилось быстрее.
— Мой отец, — вторя догадкам произнёс Елисей. — Ты наверняка хотел посмотреть.
Рэм, завороженный, пропустил мимо ушей этот брошенный вскользь намек, и протянул руку к фотографии. Взял снимок дрожащими пальцами, принялся разглядывать. Сергей на снимке выглядел совершенно иначе: волосы взъерошены, рубашка небрежно расстёгнута, да и эти… брюки-клёш. Как у Артамонова. Он стоял рядом с каким-то парнем — другом, наверное, —
