Рэм - Микита Франко
Рэм вдруг понял, что они не знают её совсем, что они пришли на день рождение к незнакомке.
Шум вдруг стих: кто-то объявил, что сейчас вынесут торт. Взгляды присутствующих обратились к длинному столу, и только Рэм смотрел, как в отражениях высоких окон гипнотически переливаются мягким светом гирлянды. Через блики стёкол он заметил, как кто-то из обслуги выносят большой многоярусный торт — всё это конечно под заунывное растягивание «хэппи бёздэй ту ю». На самой верхушке красовалось свечками число «22», и Рэм с какой-то внутренней печалью вспомнил: а Синцову сорок. Восемнадцать лет разницы с дочерью. Как же хотелось знать всю историю целиком.
Полина подошла к торту, выдержала паузу, словно насладилась вниманием, и, слегка прищурившись, загадала желание. Став серьёзной и сосредоточенной, она ещё больше напомнила Рэму Сергея. Когда она задула свечки, шум возобновился: Полину осыпали поздравлениями.
Елисей, наблюдавший за этим с явной скукой, вдруг обернулся на ребят, и с каким-то излишне заинтересованным выражением лица двинулся к ним, обходя стол. Подойдя, наклонился вперёд, понижая голос до заговорщицкого шёпота, и спросил: — Хотите настоящего развлечения?
— Наркотики что ли? — с тревогой переспросил Скрипач.
Елисей прыснул:
— Ага, щас.
Рэм посмотрел на него с лёгким недоверием.
— Что задумал? — спросил.
Елисей быстро оглянулся, убедившись, что их никто не слушает, и кивнул в сторону двери на задний двор.
— Пошли, покажу кое-что. Из папиного сейфа.
Француз закатил глаза, но первым пошёл следом. Рэм напрягся, перебирая варианты, что можно показать из «папиного сейфа». Ему было очень интересно, что бы это ни было, потому что принадлежало Сергею. Но ещё было неприятно, потому что они, кажется, возьмут это без спроса, а ему не хотелось вести себя неуважительно по отношению к Синцову-старшему.
Елисей повёл их через просторную кухню мимо нескольких официантов, и открыл стеклянную дверь на задний двор: в лица сразу дунул неприятный ветер.
На веранде, под тусклым фонарём, стоял небольшой столик, а на нём — серебристый пистолет. Елисей ухмыльнулся, заметив их взгляды.
— Тридцать восьмой, — сказал он, проводя пальцем по блестящему стволу. — У папы их несколько, но этот — мой любимый.
«Так вот почему Синцова ещё не убили», — нервно подумал Рэм, чувствуя, как покрывается холодным потом.
Бред, конечно. Оружие в доме богатеньких — ничего особенного. К тому же это какое-то выпендрёжное, как у ковбоев с Дикого Запада.
Вокруг них на мгновение сгустилась тишина, лишь слышались осторожное постукивание на ветру стеклянных дверей зимнего сада и отдалённый смех гостей. Француз быстро потерял интерес, не особенно впечатленный увиденным, но Рэм не мог отвести глаз от оружия, лежащего на столе.
Вечерний холод, казалось, пробирался сразу под кожу, пробуждая притупившееся на празднике чувство осторожности. Елисей взял револьвер, вставил патроны, и металл блеснул в свете фонарей, отчего оружие показалось ещё более пугающим.
— Ну что, кто хочет поиграть? — Синцов, усмехаясь, повернулся к ним. — Как в кино: мишень и мастерский выстрел.
Француз криво усмехнулся, но было видно, что ему не по себе. Рэм сглотнул, нервно переводя взгляд с Елисея на пистолет, а Скрипач сделал шаг назад.
— Ладно, давайте сделаем так, — продолжил Елисей, явно наслаждаясь растущим напряжением. — Иди сюда, — он схватил Скрипача за рукав толстовки, подвел к колонне и прислонил лопатками. — Ждите здесь, я мигом.
Он быстро зашел с веранды обратно в дом, и, пока его не было, пацаны быстро обсудили, не свалить ли им.
— У него пушка, — проговорил Скрипач как аргумент, что валить нельзя.
Француз же сказал:
— Именно поэтому надо сваливать.
— Да ладно вам, — вяло отозвался Рэм. — Это же… просто Синцов. Что он сделает?
— Он придурок, ты никогда не замечал?
В этот момент Елисей вернулся с яблоком в руках, и у Рэма задрожали коленки от понимания, что он хочет сделать. Так и есть: он подошёл к Скрипачу и приставил яблоко ему на голову.
— Ты чё, совсем?
Рэм ждал, что Илья дернется, вырвется, отбежит, но тот оцепенел, сдавленно выдохнув. Тогда к нему подался было Француз, желая, видимо, вытащить друга из лап опасности, но в этот момент и раздался выстрел, заставивший всех отшатнуться. Когда Рэм снова посмотрел на Илью, тот стоял, зажмурившись, и трясся плечами. Бесшумно плакал.
Яблока над его головой не было, оно разлетелось на куски.
Француз, нахмурившись, посмотрел на Елисея с откровенной неприязнью.
— Ты совсем двинулся? — процедил он сквозь зубы. — Ты мог его убить.
Елисей пожал плечами, как будто это была мелочь, не заслуживающая внимания.
— Расслабься, я отлично стреляю, — ответил он с усмешкой, будто они просто не понимают его «таланта».
В этот момент Рэм ощутил, что перед ним стоит кто-то чужой. Чужой не в смысле постороннего, как можно сказать о прохожем, а чужой на глобальном уровне — не совсем человек. Кто-то, отличающийся от них сущностно, словно состоящий из принципиально другого набора характеристик.
— Где твой отец? — тихо спросил он.
— Его нет дома, — ответил Елисей.
«Наверное, с Вадимом». Это было неуместно, но Рэм всё равно так подумал.
— Убери это обратно в сейф и больше не трогай.
— Пойдем отсюда, — тихо сказал Француз, сжав плечо Рэма и кивая в сторону калитки. — Этот реально поехавший.
Скрипач, всё ещё не оправившийся после выстрела, сдавленно закивал. Они, казалось, синхронизировались в одном и том же ощущении: нужно как можно быстрее уйти и больше не быть рядом с этим — с ним.
— Да, валим, — глухо отозвался Рэм.
Двинулась через зимний сад — чтобы у их отхода были свидетели, и Синцов не вздумал останавливать с пушкой, — в сторону выхода, пробираясь через толпу. Француз шепотом выругался, как только они вышли за калитку, Скрипач же всё это время продолжал молчать. Его застывшее выражение лица пугало Рэма: казалось, тот всё не мог осознать, как прошёлся по краешку.
— И это твой друг? — поинтересовался Француз, не скрывая злости.
Рэм раздраженно бросил в ответ:
— Не друг он мне.
Когда шум вечеринки остался далеко позади, они, наконец, сбавили шаг, а на перекрестке разошлись каждый в свою сторону, будто пытались отстраниться не только от Елисея,
