Рэм - Микита Франко
Но, возможно, его обиде негде было бы развернуться.
— Ладно, — тихо сказал Рэм, потупив взгляд. — Я понял.
Ребята не ответили: отвернулись, как будто разговор окончен. Рэм ощутил их отстранённость, как выросшую между ними стену, где он по одной стороне, а Пьер с Илюхой по другой. Может и правда: если у него не получается оставаться с теми, кого он считал своими, то… вдруг они тогда никак и не «свои»? И «свои» какие-то другие. Может, Рэм действительно сделан из другого теста, просто пока сам не понял, из какого.
Но если его так тянет к Синцову — может, как раз из этого? Из нездорового, извращенного, больного теста, которое липнет ко всякому уроду, извращенцу, психопату. Может, они с Елисеем одной крови: они оба на грани между нормальностью и болезнью. Это ведь болезнь — то, что с Макаром. Это только недавно перестало быть болезнью — но было до этого всегда.
И Елисей определенно болен, только по-своему. Но иногда они даже говорят на одном языке: иногда нужно попробовать что-то совершенно особенное, чтобы понять, кто ты такой…
Рэм подловил его после географии: его и дружкой из класса старше, пока те, загородив своей компанией проход на лестницу, с громким хохотом что-то обсуждали. Но как только заметили Рэма, разговор сразу стих. Синцов посмотрел на него с лёгким презрением, которое, впрочем, быстро сменилось заинтересованностью.
— О, Макарик, — Елисей улыбнулся, оттолкнувшись от перил. — Чего надо?
Рэм на секунду замялся. Ему хотелось отступить, уйти, забыть о плане сблизиться с этим психом ради призрачной выгоды, но…
Кажется, он слабый человек.
Стиснув зубы, подошёл ближе.
— Есть минутка? — спросил, стараясь говорить твёрдо.
Елисей прищурился, жестом отослал своих приятелей, те нехотя разошлись. Они остались вдвоём.
— Валяй, — сказал Синцов. — Чем могу быть полезен?
Рэму не верилось, что он действительно пришёл с ним об этом говорить.
— Ты ведь серьёзно сказал про то, что надо попробовать что-то особенное, чтобы понять, кто ты такой? — начал он, глядя Елисею в глаза Елисею. Тревожный стук сердца пытался проигнорировать.
Елисей склонил голову набок, разглядывая, и Рэм почувствовал себя какой-то безделушкой в его руках.
— Серьёзно, — подтвердил он. — Хочешь что-то попробовать?
— Шмальнуть в тебя, — серьёзно ответил Рэм.
— Сначала я в тебя, — парировал Елисей.
— Без проблем.
В ногах, тем временем, стало ватно, а в желудке — тошно. Может, всё-таки стоило попытаться подобраться к Синцову-старшему через Полину? Она, по крайней мере, нормальная.
Глава 10
Так это всё и началось.
Сначала изредка, со стрельбой во дворе, когда родителей Елисея не было дома — и это было изматывающее времяпровождения для Рэма: не потому, что над его головой в клочья разлетались яблоки, а потому, что дома не было Сергея. Контакт, ради которого он приходил, был минимальным.
Но был.
А потом учащалось до совместного времяпровождения за Сони или обменом кассетами для mp3-плеера, на которые Елисей всегда говорил: «Срань какая-то».
Иногда Сергей бывал дома, и если это совпадало с присутствием Рэма, то они вместе садились за стол. Сергей, его жена Индира (Индира — странно, что-то восточное, хотя по голубоглазому светлому лицу так не скажешь), Елисей и Полина — пока последняя не улетала обратно в Америку. Когда это случилось, Рэм был рад, потому что расстояние до Синцова-старшего сократилось — раньше между ними за круглым столом сидела именно она.
Теперь было так: Индира, Сергей, Рэм и Елисей. Рэм переживал, что он намеренно садится каждый раз рядом с Сергеем, и Елисей может догадаться, что тот влюблен, и не лучше ли им поменяться местами, но быстро сообразил, что это глупость. Ведь тогда он окажется рядом с матерью, и что, влюблен в неё? Нет, всё это неважно.
И он оставил за собой право на этот стул с чуть вздувшимся деревом на спинке.
Разговоры за столом всегда были… странные.
— Мы с Сергеем недавно думали, куда бы поехать летом, — обычно именно Индира пыталась поднять какую-нибудь непринужденную тему, от которой Рэм всегда чувствовал себя… принужденно. — В Европе, конечно, всё сейчас интересно, но и дорого.
Рэму показалось, что это «дорого» она говорит специально для него. Пытается делать вид, будто их семьи — семьи одного круга, словно Синцовы не едят деньги на завтрак.
— Европа, — хмыкнул Елисей, поглядывая на мать. — Как будто кому-то из нас там рады. Ты чё, не слышала, как там сейчас на русских смотрят?
Индира вздохнула, а Сергей, уловив недовольство сына, как бы мимоходом сказал:
— Дело не в том, как на нас смотрят, а в местах, где можно почувствовать себя свободно.
Рэм, конечно, за это сразу уцепился. После совка свободы хоть отбавляй — жена, небось, подумала, чего это он? А Рэм знает — чего. Он слышал, что в Европе у таких, как они есть какие-то… типа шествия. Как раньше были на Первое мая, только в совке, конечно, без геев. Ну так вот там с геями. Может, Синцов этого и хочет?.. Рэм вот не был уверен, что хотел бы на такое сам.
Только чего тут рассуждать, когда за границей никогда не был и едва ли можешь себе представить что-то, кроме ненавистной школы и серых запутанных кварталов родного города.
— А ты, Макар, где бывал? — обратился к нему Сергей, и от его голоса, прозвучавшего над ухом, Рэм чуть не подпрыгнул на стуле. Это было внезапно.
Он почувствовал на себе взгляд Сергея, прямой и изучающий, и растерял все слова. Промямлив, неловко ответил:
— Нигде особо… Максимум в Сочи на море. Да и то… давно.
Елисей фыркнул, проговорив с лёгким превосходством:
— У нас тут путешественник, понятно.
Рэм покраснел, почувствовав себя ничтожной подзаборной нищетой (вот именно так, нисколько не иначе), но Сергей неожиданно его поддержал, сказав сыну: — В Сочи тоже может быть неплохо. Главное ведь не место, а впечатления.
Индира улыбнулась ему, как бы в подтверждение этих слов, и Рэм задумался: они оба такие… вежливые, мягкие, обходящие острые углы. Даже если они только строят из себя кого-то, это у них получается хорошо. Что же не так с Елисеем?
— А ты, пап, — обратился он к Сергею, — куда бы сам хотел отправиться? Если без учёта бизнеса.
Сергей прищурился, задумавшись, и на мгновение все за столом стихли. Рэм даже перестал дышать — всегда так, если начинал говорить старший Синцов.
— В Южную Америку, — наконец произнёс он. — Знаешь, где Анды. Хочется иногда быть подальше от цивилизации.
Эти слова прозвучали с такой странной тоской, что




