Рэм - Микита Франко

— Все свои, — пожал плечами Елисей.

Рэм, останавливаясь, повернулся к нему, недоуменно приподняв брови: что это значит? Кто у них свой?

— Ну, ваша семья, вы с сестрой, если хотите, там ещё, может, парочка… — ответ прозвучал весьма размыто. — В общем, много народу не будет.

— И в честь чего мероприятие?

— Сестра прилетает, у неё день рождения.

— И что, она прям всех ждёт на свой праздник?

Елисей, улыбнувшись, развел руками: мол, у нас так принято. Рэм пошел дальше по школьному коридору, делая вид, что не слишком заинтересован, хотя в груди затрепетало от радостного предвкушения. Он сам не мог себе объяснить, почему так цепляется за эти мизерные возможности посмотреть, поздороваться, побыть на одной территории — они ведь никогда не давали ему ничего больше взгляда, случайного прикосновения или улыбки, брошенной в толпу, так, будто Синцов улыбнулся ему, хотя на самом деле всем и каждому. Это всегда ни о чём, ни для чего и ни для кого, а Рэм — всё равно всегда там. Глупо.

Но он шагал дальше, оставляя Елисея позади, и пряча глупую улыбку в ладони, делая вид, что зачем-то ведет ею по губам.

Глядя в пол, не сразу заметил впереди Француза и Скрипача, и врезался в первого, как в стену. Тот подхватил под плечи совсем, как Синцов, и мрачно поинтересовался: — Что, нашёл нового друга? — кивнул ему куда-то за спину.

Рэм опешил:

— Да вы чё гоните, пацаны? Куда ему до вас.

Они похмурились немного, но быстро оттаяли: пошли рядом, начали спрашивать, что вообще было в этом «пафосном особняке». Рэм честно рассказал, как есть, и парни оборжали друзей Елисея, называя их обоссанными нуворишами.

— Да лан, у богатых свои забавы, — зачем-то высказался Рэм в их защиту.

Может, потому что «обосанный нувориш» — это и старший Синцов тоже. По всем понятиям.

Француз тут же затянул:

— У тебя заба-а-авы-ы-ы…

— Утром всё за-а-абы-ы-ыл, — подпел Рэм.

— Музыка сорва-а-ал-ась…

И вместе:

— Ты. Меня. Уби-и-ил.

Рэм поймал себя на ощущении, что теперь везде его видит. Везде чувствует. В каждой песне.

Он его убил.

— Так, звонок для кого прозвенел?! — раздался надрывный голос математички. — Быстро в класс!

Француз и Скрипач рассмеялись сломавшемуся об этот голос моменту — для них возвращение в реальность, пахнущую тряпками от школьной доски, совсем не так болезненно, как для Рэма. Потому что они любят людей, которые этой реальности принадлежат. Даша отсюда. И девчонки, за которых периодически цепляется Француз, учатся в этой же школе.

Лишь у Рэма — кроме всего прочего — любовь всей жизни не вписывается даже в декорации этой жизни. Так и останется навеки: лицо на стене, взгляд с экрана. Он ведь даже не носит брюки-клёш и не разбирается в дизайне.

Глава 8

• 2 ноября в 1:30

Рэм вытащил из шкафа мятую футболку, надел её на себя, покрутился у зеркала, и решил, что на нём разгладиться. Мама сегодня за его внешним видом в «приличном доме» не бдит, потому что не идёт туда, как и отец — они решили, что это «тусовка для подростков».

И парочку подростков он даже прихватит с собой.

Переговоры об этом были двусторонними: сначала он уговаривал Елисея разрешить прийти Французу и Скрипачу, а потом — Француза и Скрипача прийти на эту вечеринку. Ни одна из сторон поддаваться на уговоры не хотела: Елисей говорил, что его семья даже их не знает, Француз и Скрипач отвечали, что тусоваться с мажорами — себя не уважать.

— Я с ними уже тусовался, — напомнил тогда Рэм.

Француз многозначительно покивал:

— Вот именно.

Они бы, наверное, даже поругались на этой почве, если бы дипломатичный Илья не вставил свои пять копеек:

— Можем просто прийти, посмотреть и уйти, если нам не понравится.

— Конечно, — согласился Рэм. — Я так и сделал в прошлый раз.

Ему было важно оказаться на этом вечере не одному. Когда ты с компанией — тебя сложнее унизить. Придется тогда унижать сразу троих, а втроём они могут и постоять за себя. Если надо, даже кулаками — с Француза не убудет, он любит помахаться.

По дороге к дому Синцовых троица шла молча, лишь время от времени переглядываясь, если Француз отпускал очередную саркастическую шутку по поводу «элитки района». Он выглядел раздражённым, готовы уйти оттуда, едва они переступят порог. Рэм из-за этого чувствовал свою вину. Скрипач же, наоборот, был спокоен, держался чуть позади, осматриваясь.

— Так, пацаны, — вдруг остановился Француз. — Давайте договоримся на берегу: если там начнут выделываться, сваливаем. Мне вот это всё нахуй не упёрлось.

Рэм кивнул, понимая его настрой.

— Да всё норм будет, — сказал он, стараясь придать голосу уверенности. — Нам же не обязательно до утра торчать. Просто поздравим Полину.

Он хмыкнул:

— Кто-нибудь эту Полину хоть раз в жизни видел?

— Ну так, — отозвался Скрипач. — Классе в пятом.

— Да, — поддакнул Рэм. — У неё тогда был выпускной.

— И чё, как она выглядела?

— Ну такая… — Рэм честно попытался вспомнить кого он видел, когда они стояли квадратом в школьном дворе на линейке в честь последнего звонка. — Такая… высокая?

— С темными волосами?.. — добавил Скрипач, но тоже неуверенно.

Француз фыркнул:

— Всё понятно.

— Зато там можно халявно пожрать, — Рэм решил пустить в ход козыри.

— Пожрать — это по делу, — пробормотал тот в ответ.

На подходе к дому уже были слышны шум голосов и музыка с заднего двора: вечеринка в самом разгаре. Рэм невольно напрягся, стараясь держать лицо: ему не хотелось, чтобы кто-то заметил, как это место действует на него, каждый раз заставляя окунаться в переживания. То об издевательствах, то о любви. Но чаще всего — о нелюбви.

В зимнем саде, где проходила вечеринка, будто бы открывался другой мир. Снаружи — весенний холод, сырой воздух, промерзшая трава под ногами, а здесь — тепло, словно лето в коробке из стекла. Высокие окна были увешаны яркими гирляндами и шарами, и Француз, с интересом оглядев их, буркнул: — Вредно для экологии.

Елисей, возникший возле них не пойми откуда, бросил на Рэма быстрый взгляд, потом повернулся к Французу и Скрипачу, оценивающе глянул на них. Они втроём, разодетые как неопытные хип-хопперы, явно веселили с иголочки одетого Синцова. Как и ожидалось, надменная улыбка тут же скользнула по губам.

— Ну, какие люди, — протянул он. — Надеюсь, не подрались, пока шли сюда?

— Как раз обсуждали, стоит ли вообще сюда тащиться, — Француз и не пытался скрыть раздражения.

В дальнем конце зимнего