Правосудие в современной России. Том 1 - Екатерина Владимировна Михайлова

Судебная власть (особый комплекс правоотношений) в каждом отдельно взятом государстве, как правило, проходит эволюцию от выделения ее (комплекса правоотношений) из совокупности традиционных прав и обязанностей главы государства (монарха): во-первых, особого его суверенного права управлять всем своим народом и всеми свойственными ему социально-политическими институтами, во-вторых, особой его суверенной обязанности охраны вверенной ему Богом и людьми страны и, в-третьих, его особой публичной функции — разрешения социальных конфликтов до признания юрисдикции «суверенными» государствами наднациональных судебных структур, которые являются гарантом следования национальных правовых и судебных систем общепризнанным мировым стандартам в сфере правосудия.

Представляется, что судебное строительство в России происходит весьма специфическим образом, и нам не надо преодолевать («взять») некий «правовой барьер», чтобы создать полноценную судебную систему. Понятие «правовой барьер» начало использоваться в отечественной правовой науке в постсоветский период. Суть данного термина видится в том, что в «глобальном мире» существует некое «априори правильное магистральное развитие права», участнику которого — государству Россия (которое, несмотря на свою многовековую историю, все еще пребывает на этапе некого (судя по всему, очередного) «переходного периода» в своем развитии) стать полноправным субъектом в развитии права «в мировом масштабе» никак не удается.

Феномен «правосудие» — совершенно неавтономен. Для того, чтобы правосудие сверилось, необходимо не только государство в лице его институтов, обеспечивающих правосудие, но такой феномен, как право. В этой связи возникает несколько вопросов.

Во-первых, что такое право?

Во-вторых, где почерпнуть информацию о том, где, в какой части света и в каком «раю», расположены государства (как они называются), успешно преодолевшие заветную планку этого «правового барьера», который обязательно и непременно следует взять всем народам России, чтобы жить не только правильно, но и счастливо?

Перенесемся в наши дни. Председатель судебного состава Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ (ныне заместитель Председателя Верховного Суда РФ) Ю.Г. Иваненко, выступая на пленарном заседании Форума председателей верховных судов стран БРИКС, пояснил, что потребность в разъяснениях Верховного Суда РФ обусловлена как динамично развивающимся законодательством Российской Федерации, так и количеством судебных дел, находящихся и поступающих в производство судов: «Ежегодно только во всех судах первой инстанции завершается производство по различным делам в количестве около 40 млн». Ежегодно в Верховный Суд РФ поступает порядка 180 тыс. заявлений, апелляционных и кассационных жалоб и представлений, которые получают свое разрешение в процессуальном порядке. из них примерно от 2500 до 3000 дел, рассматриваются в судебном заседании. При этом Ю.Г. Иваненко особо подчеркнул, что решения, принимаемое Президиумом Верховного Суда РФ или любой из семи Судебных коллегий Верховного Суда РФ, становится практикообразующим: «являясь, по сути, судебным прецедентом они оперативно обеспечивает дальнейшую единообразную судебную практику, которая до принятия такого решения могла отличаться в различных федеральных судебных округах»[165].

Думается, что именно в нормах морали российские судьи черпают регламенты, про которые явно «забыл» законодатель.

Отношение к судебному прецеденту в России

Анализируя категорию судебный прецедент применительно к российской действительности, доцент Н.В. Ильютченко со ссылкой на некоторых непризнанных авторитетов в области уголовного процесса пишет, что идет о «решениях высшей инстанции по конкретному делу, вынесенному по первой, апелляционной или кассационной инстанции в процессе нормативного или казуального толкования правовых норм, опубликованное в периодическом издании, не только являющемся актом применения права, но и содержащим норму(ы) права, обязательные для применения как этим же судом, так и судом равной юрисдикции и нижестоящим судом».

Ниже Наталия Владимировна усматривает противоречие в одной из наших публикации[166], в которой указано, что, во-первых, «любое судебное решение всегда источник права — прецедент», а, во-вторых, далее значится, что официальные генераторы правовых позиций — Конституционный Суд РФ и Верховный Суд РФ.

Никакого противоречия в сказанном мы не видим, ибо, как правильно отмечает судья Х.И. Гаджиев, «норма права — это результат толкования текста закона»[167]. Ниже автор продолжает: «разница между текстом и номой особенно важна, поскольку позволяет отделять нормы от текста в его лингвистической выражении, разрезая пуповину, которая их связывает в момент принятия текста». Трудно поспорить с Х.И. Гаджиевым и в том, что «судьи, принимая решения», «связаны с разумными ожиданиями общества», «должны избегать нелепостей», «обязаны учитывать традиции и образ жизни».

О нашем отношении к процессу внимательного вчитывания судей в содержание чуждого их ментальности закона мы не только много писали[168], но в свое время обозначили опорные сигналы в прецедентной практике Конституционного Суда РФ, которые судьям всех инстанций следовало принимать во внимание, применяя ст. 237 УПК РФ[169].

Что необходимо, чтобы заработал институт суда присяжных (jury trial)?

Для этого, во-первых, требуется желание у значительного числа членов конкретного сообщества судить своих соплеменников. В некоторых странах избрание в состав жюри присяжных почитают за честь. Члены общества, поднятые на панель (возвышение), очень горды собой, их работодатели добровольно сохраняют за присяжными их заработок. В нашем Отечестве присяжным платит государство, денег не хватает, коронные судьи вынуждены экономить фонд оплаты судей из народа.

Не велико и число желающих быть осужденными «своими соседями».

Некоторые утверждают, что суд присяжных справедлив. Может быть, но, как и любой суд, он далеко не всегда объективен. Судьи из народа ошибаются, как и все прочие суды.

Российские исследователи института суда присяжных буквально игнорируют позицию Ю. Глазера. В этой связи позволим себе напомнить читателю следующее. Юлий Глазер (1831–1885 гг.), австрийский ученый, юрист, процессуалист, криминалист, педагог и политик. Уже в 1850 г. он впервые выступил с работой «Das engl.-schott. Strafverfahren» («Англо-шотландский уголовный процесс»), в которой дал анализ всем положительным чертам суда присяжных.

В 1879 г. Ю. Глазер активизирует свою научную деятельность: его капитальный курс «Handbuch des Strafprozesses» имеет исключительное значения для развития науки уголовно-процессуальное право. На русский язык еще при жизни автора были переведены его книги ο функционировании института суда присяжных («О влиянии суда на приговор присяжных», СПб., 1868), а также первый том его курса («Руководство по уголовному процессу», СПб., 1884).

Мы привыкли к тому, что сторонники суда с участием присяжных заседателей безапелляционно утверждают, что вопрос «факта» (оценки самого события преступления) — исключительная компетенция судей из народа (присяжных заседателей), а вот вопрос «права» (юридическая квалификация содеянного подсудимым) — в полной компетенции профессионального судьи. Так вот, Ю. Глазер (автор Jury trial в имперской Австро-Венгрии) с самого начала честно признавал, что разделить функции присяжных и профессионального (коронного) судьи на абсолютно автономное разрешение вопросов факта и права можно лишь весьма условно. Фактически присяжных с самого начала процесса интересует юридическая оценка содеянного подсудимым[170], а коронный судья просто