Правосудие в современной России. Том 1 - Екатерина Владимировна Михайлова

Думается, что прежде всего читателю сразу следует разъяснить, что автор понимает под термином «феномен» (фр. — phenomene). Здесь и ниже мы будем обращаться за помощью к нашему современнику (1952 г. р.) Андре Конт-Спонвилю — французскому философу, придерживающемуся взглядов материализма и атеизма (отстаивающий светскую духовность, чему в 2006 г. он даже посвятил книгу «L'Esprit de l'atheisme»), т. е. всему тому, что мы сейчас вынуждены называть нуждающимися в защите традиционными ценностями[153].

Итак, по А. Конт-Спонвилю: феномен — это «не иллюзия, а воспринимаемая реальность (в отличие от «ноумена», по Платону (427–347 гг. до н. э.)) — сущности, постигаемой только умом» (помимо ума человек наделен еще и чувствами). То есть, по существу фантазии, в лучшем случае, научной гипотезы. «Феномен — реальность для нас» (в противоположность «вещи в себе» Иммануила Канта (1724–1804 гг.))[154].

Суммируя сказанное французскими (и прочими иными) философами, мы констатируем: категории: «власть», «государственная власть», «судебная власть» и «власть суда» (в том числе и суда с непосредственным участием man of the Clapham omnibus — присяжных заседателей), каждого конкретного судьи — познаваемы!

В то же время в науке считается (признаемся, не без оснований), что все они до конца человечеством все еще пока не познаны, особенно «власть — необратимый принцип организации, которая производит реальное, создавая безапелляционную диктатуру»[155]. В данном случае трудно не согласиться с И.А. Исаевым в том, что «власть никогда не уничтожает себя, не смешивается со смертью. Даже в тех случаях, когда у нее нет конечной цели и окончательного приговора. Власть — конечный принцип в нашем бытии, она последнее слово, неустранимое сплетение, она то, что образует структуру неразрешенного мира»[156].

Действительно, человечество до сих пор не знает, как и где зарождаются[157] «цепочки властных отношений, на самом деле имеющие прочность стальных тросов», как и через какие «блоки», с помощью каких «лебедок» передаются властные усилия от человека к человеку, где именно расположен «момент приложения силы» как таковая выглядит, почему одних она пугает, а другие — к ней совершенно равнодушны.

Проведенные автором лично, а также с помощью профессора М.С. Колосович многочисленные опросы юристов-практиков (а также будущих юристов — студентов и курсантов) показывают, что некоторые склонны путать власть с насилием (фр. — violense)[158]. Это очень серьезная ошибка, ибо насилие весьма затратно. Там, где правит насилие, все понятно, нет ничего феноменального (метафизического), одна сплошная «физика», законы функционирования которой легко укладываются «золотые правила механики» и строгие математические формулы. Например, со стороны преступного мира существует действие, задача государства правильно рассчитать виды и формы противодействия.

Безусловно, власть не существует (и не может существовать) без насилия, точнее без не самого физического насилия, а без существования реальной угрозы применения такового.

Существует еще одна категория, с которой не нужно путать власть, — это авторитет (фр. — autorite), про который принято говорить: он «гораздо строже, чем приказ, всегда желанней, чем совет». Андре Конт-Спонвиль по этому поводу писал, что «авторитет — законная или признанная власть, а также добродетель, позволяющая эту власть осуществлять. Авторитет — право приказывать другим людям и искусство заставлять их слушаться приказов»[159]. «Искусство — совокупность приемов, несущих отпечаток личности того или иного человека, свидетельство его особого умения и таланта»[160]. Ниже в той или иной форме мы еще коснемся такой категории, как «искусство организации судоговорения».

Базовым принципом уголовного судопроизводства является правило: «Доверяй, но проверяй». Согласно УПК РФ в каждой последующей стадии осуществляется проверка доказательств, полученных в предыдущих стадиях[161].

В то же время анализ судебной практики подталкивает нас к выводу, что участники процесса весьма часто конкретные доказательства (равно их отсутствие) пытаются подменить ссылками на некие авторитеты. Подобный подход к исследованию и анализу доказательств А.С. Барабаш объясняет особенностями национального менталитета. Данный автор видит зияющую пустоту между «потугами», в частности авторов УПК РФ (2001 г.), провозгласившим состязательный процесс (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, ст. 15 УПК РФ), и реальным — «несостязательным вектором уголовно-процессуальной практики»[162].

Скажем больше, правила рассмотрения уголовного дела в российском суде с участием присяжных также (пусть и негласно) базируются на априорном «авторитете» органов предварительного расследования (а то и органов осуществляющих ОРД), которым в рамках «традиционной национальной ментальности» изначально дано право ставить «знак качества» на добытые ими доказательства. Доказательства, изложенные (фактически интерпретированные, а то и вовсе сфальсифицированные) органами предварительного расследования — своего рода «священная корова». В рамках данного общего посыла сторона защиты практически лишена возможности заявить о недопустимости практически всех имеющихся в деле доказательств — председательствующие в процессе ей активно мешают.

Судебная власть (а вместе с ней институт государственной власти — суд — как в целом, так и с участием присяжных заседателей в частности) — суть феномен, т. е. явление в текущий момент времени во всей его глубине и многогранности далеко не познанное. Однако, как и все прочие виды власти (начиная от знакомой каждому из нас с рождения власти родительской), власть судебная объективно дана нам в ощущение (о ее наличии и потенциальных возможностях мы никогда не забываем), о чем автором этих строк неоднократно и немало было уже сказано ранее[163].

Из трех терминов, входящих в название нижерасположенного фрагмента текста, к числу более или менее ясных и конкретных отнести можно, пожалуй, только первый — «структура».

Понятие «структура» (от лат. structūra — строение, устройство; связь или расположение составных частей) обычно толкуется довольно просто: совокупность элементов — некого количественного целого и связи между ними. Впрочем, на этом и «ясность», и «конкретика» понятия сразу и улетучиваются, ибо неизбежно возникает вопрос, что же в структуре первично: совокупность (набор) элементов, их ассортимент, или все же расположение этих элементов (например, кирпичей) и связи (связей) между ними (раствор)?

Очевидно, что если не будет элементов, их определенного качественного и количественного набора (ассортимента), а равно совокупности и расположения, то нет смысла говорить и об особой связи (связях) между ними. Автор также предвидит и такую ситуацию, в рамках которой некое определенное формальное равенство элементов не гарантирует необходимого равенства и качества связей между ними, поскольку таковые зависят не только (а то и совсем) от чисто арифметического набора элементов.

Архитектура — «музыка, застывшая в камне» (слова приписываются Гёте). О том, что это именно так, достаточно взглянуть на творения А. Гауди, созерцая которые человек испытывает эстетическое наслаждение.

Интересно, с чем можно сравнить внешнее структурное совершенство «справедливого судебного разбирательства», в нашем случае с участием присяжных заседателей. Очевидно, что ключевым элементом заключенного в кавычки понятия, является