Мы что, рожаем? Или то, что вы боялись спросить у акушера-гинеколога - Наталья Викторовна Цалко
У нее в кабинете, как в келье, даже клочка бумажки не лежит просто так. Идеально все, в работе еще строже. Мы потом ворвемся и к ней тем же составом, с одноруким оператором и световиком. Так вот, дом тоже безупречен, как и она сама.
Кстати, она не просто любит, разбирается в живописи. Даже пирог, который испекла к нашему приходу великолепен. Ну я бы на месте пирога тоже себе не позволила ничего такого.
А тогда, врач в лифте покраснел до черноты, залепетал, что вы уж простите, я был молодым специалистом, но Татьяна Семеновна боле не одарила его словами, покачала головой и вышла на этаже.
Тебе, докладчику-ординатору (это отдельная каста несчастного обреченного на дежурстве, родов-то каждый день под 30–40, даже спать полагалось пару часов) задают вопрос, и в зале мгновенно вскакивают доктора, бросаются на амбразуру, защищают, битва великих, своих никто не бросал. Даже когда к докладу готовили, всегда говорили: «Дальше встану я и скажу».
Елена Ярославна Караганова была бы очень успешна и в других амплуа, в плеяде актеров, мастером типа Ермоловой или Бирман, но мы застаем ее на дежурстве в акушерстве. А дежурила она всегда одна, трое докторов могли в принципе и не приходить. Какой бы аврал ни был на дежурстве, готовила докладчика так, как не каждого диссертанта к защите. Просто садилась на серенький диван при входе и диктовала по слогам. Кафедра все-таки, сколько поколений студентов за плечами и по сию пору выпускает.
Ночь, Елена Ярославна, традиционно, ведет все 20 родов. Кто-то докладывает в предродовой, потупившись и сбившись, подавившись несколько раз, повторяет слово: «Тас, тас», – прямо так без «з». Случается поворот головы: «ТАСС? Что прямо уполномочен заявить?» – а хохотать нельзя.
В операционной от нее не было никакого раздражения, только спокойное и что-нибудь пророческое из монолога великих, тебе трясущемуся. «Где ваш инструмент?» – «Понятно, арфы нет, возьмите бубен». Мы потом еще раз встретим такую же притчевость у великолепной Спиридоновой. Начитанность, блестящее знание музыки, балета. Это те врачи о которых снимают кино и пишут книги. Их тут много встретим.
Лаура Магомедовна Каппушева на заре интернета делала сложнейшие гинекологические операции в прямом эфире по телетайпу. И, несмотря на его замедления, шипения и сбой связи, ее скорость и мастерство ошеломляли. Во время малых операций она пела арии или слушала классику и повернувшись к толпе ординаторов спрашивала: «Что это?» И не получив ответа, так тяжело и грустно вздыхала: «Ну как же так, Верди не знать?» В 7 утра обход всего огромного отделения был завершен, в 7 вечера начинался консиллиум по завтрашним операциям, на конференции доклад, около десяти операций каждый день без бумажки и истории.
Это были те врачи, что пропускают пациентку через себя настолько, что помнят о ней все, спустя годы – ходячая картотека. Нас учили тому же, помимо постановки рук, всегда надо увеличивать количество мозговых шишек в голове, как бы сейчас сказали – файлов.
Они все работали как-то нечеловечески много. Роды, приемы, дежурства, студенты, защита, научные конференции. «Представляете там-то, делают так-то, и мы можем». По ощущениям они никогда не ложились. Мы, ординаторы, валились с ног, всегда мечтали поспать. Страх от непонимания даже примерно не равен страху понимания. Тогда нам было сильно проще.
За много лет не видела Елену Ярославну, даже собирающейся спать, наверное, до сих пор и не ложится. Никогда не видела помятой. Идеально и стильно все: от походки до уровня знания, даже поворот головы царственный. Немногословна, взгляд очень говорящий. Смешлива при серьезном выражении лица, щедра на похвалу, обучение.
Сдача дежурства, свита Карагановой Е. Я.: всегда много почитателей врачей, ординаторов, студентов, кто приходил на дежурство, потому что там не просто так, с тобой возились и в большом, и в малом; сдает свите Ероян Л. Х., там народу не меньше.
Стоим в предродовой, кто-то громко зачитывает данные пациентки. Женщина прельщенная таким вниманием стольких врачей, радостно крутит головой, улыбается, кивает, мол, все так. В какой-то момент звонко говорит: «Ой!» И на кровать, на глазах у изумленной публики, изливается поток крови, оба голоса Карагановой – Ероян в унисон: «Ка-а-аталку! Что стоим?» А мы и правда, как соляные столбы, на секунду окаменели. Вышли с работы вечером мы, а те остались додежуривать. Все хорошо, все живы и здоровы, мама и малыш.
Из клинического разбора: «Юлия Владимировна, что вы сделали, когда увидели судороги?»
Я закричала: «Ерооояяян!»
Лиана Хачатуровна Ероян – лучший заведующий родильным блоком из всех ныне существующих и существовавших. Королева акушерства, вырастила несколько поколений врачей: от Спиридоновой до пару веток после нас. Всех научила оперировать, многих со словами: «Не извлечешь, удалю из операционной».
Все помнят ее почерк, перьевой ручкой первые две буквы и, собственно, все. Обязательный «облет» (обход) по всем боксам. «Блестит!» – «Что блестит?» – «Ну говорю тебе, блестит, кровотечение будет». Точно через полчаса приезжает кровотечение.
Невероятная женская природа, чутье, такт, армянские хлебосольные обеды, ужины, долму накрутила: «Дети, садитесь есть». А дети все, даже те, кто старше в два раза, анестезиологи, кто рожает, остался с дежурства, – за стол садились до тридцати человек.
Белые брюки, каблуки, мгновенная реакция, могла и может все. Интеллигентность, каждое слово по делу, утренние конференции в стекляшке. Санитарочки, акушерки, ко всем внимательна, мудро выслушивает что было, они отчет держат.
Стоим в углу, учимся, происходит сбор анамнеза:
– Со скольких лет половая жизнь?
Барышня бойко:
– С мужчинами или вообще?
Лиана Хачатуровна, слегка приподняв бровь, очень звонко и четко, голос особенный:
– Вы как-то отдельно ее начинали?
Даже тени раздражения, неуважения никогда и ни к кому. Остаешься на роды? Так она попросит дежурную бригаду: «За ребенком присмотрите», – это за тобой, то бишь чтобы помогли, не бросили.
Для каждого обязательно теплые слова, промахи четко, никогда не со злостью, редчайшая история, но все они растили одинаково, каждому отдавали сполна, ведь не все оставались не только здесь, даже в медицине, а различий не было.
Это сейчас Зверева со мной каждый день в операционной, и мы по-прежнему самые шумные и быстрые, не поймешь, чего больше – хохочем или рожаем. «Как итальянцы» – так про нас говорят. А тогда, 20 лет назад, Александра Владимировна, приподнимая
