Американское искусство, Советский Союз и каноны холодной войны - Кирилл Александрович Чунихин
В мемуарах Хрущева, в отличие от газетной статьи, содержится явный выпад в адрес скульптора («ненормальный»), а не просто отрицательная оценка его творчества. Весьма вероятно, что жанр воспоминаний позволил ему изложить свои впечатления от модернистского искусства более откровенно, нежели допускала официальная газетная риторика в 1959 году.
Так что же произошло с Хрущевым в Сокольниках? Какова была природа его критических высказываний о скульптурах в мемуарах? Чтобы ответить на этот вопрос, я рискну обратиться к дискуссии об абъекции и абъектном искусстве (abject art). С 1980-х годов понятие «абъектность» используется применительно к искусству, стремящемуся нарушать принятые социальные, этические и эстетические нормы[373]. Хотя примеры того, что сейчас относят к абъектному искусству, можно обнаружить еще в модернизме начала XX века, именно в 1990-х годах художники, вдохновленные философией Юлии Кристевой (которая и ввела термин abject в оборот), начали сознательно задействовать в художественных практиках эту способность искусства бросать вызов существующему порядку вещей[374]. Описание опыта Хрущева в терминах абъекции позволяет выявить некоторые неочевидные механизмы его рецепции модернистских произведений искусства.
Отметим, что в процитированном отрывке первое упоминание работы, особенно поразившей Хрущева, сопровождается эллипсисом – «Скульптура женщины…». С риторической точки зрения эллипсис может как указывать на пропуск в тексте, так и подчеркивать намечающийся разлом в аргументации. Эллипсис может означать и длительную паузу внутри фразы. В высказывании Хрущева эллипсис сочетает в себе все эти функции. Многоточие эквивалентно остановке в устной речи. Эти воспоминания – расшифрованная аудиозапись: Хрущев наговорил их на пленку. Вспоминая пережитые им в 1959 году эмоции, он, по-видимому, сделал паузу в диктовке сразу после того, как проговорил вслух название шокировавшего его тогда объекта – «Скульптура женщины…». Пауза возникает в тот момент, когда читатель, вероятно, ожидает познакомиться с описанием этой скульптуры, ведь ему важно понять, что именно так потрясло советского руководителя. Однако Хрущев заявляет, что не обладает «должной красочностью языка», чтобы описать увиденное. Для искусствоведа и культуролога такая нехватка нужных слов указывает на то, что Хрущев не обладал достаточной компетентностью, необходимой для разговора об искусстве. Пытаясь в расплывчатых выражениях дать характеристику возмутившей его скульптуре, Хрущев говорит о ней через отрицание: «женщина-урод без (курсив мой. – К. Ч.) всех верных пропорций». Так что ни в 1959 году, ни в 1960-х, когда Хрущев вспоминал свои тогдашние впечатления, он не мог найти подходящих слов, чтобы выразить свои эмоции от увиденного на выставке.
Я рискну допустить, что остановка в речи Хрущева обусловлена не только отсутствием в его словарном запасе специальной лексики. Скорее всего, ситуацию можно объяснить реакцией Хрущева на столкновение с абъектным искусством, представленным на выставке 1959 года. По Кристевой, абъектное проявляется тогда, когда нечто не поддается определению[375]. По ее словам, абъектное «тянет… к обрыву смысла»[376], и именно это произошло с Хрущевым, вынужденным на мгновение прервать речь из-за неспособности осмыслить и охарактеризовать увиденное. Чтобы преодолеть эту невозможность выразить словесно свои впечатления от американского искусства, Хрущев в конце концов прибегает к стандартному противопоставлению искусства и реальности и переносит проблему модернизма в область морали, возмущаясь, что скульптор цинично исказил образ собственной матери.
Как пишет Кристева, абъектный опыт возникает, когда сомнению подвергается нормальный порядок вещей, когда расшатываются социальные устои[377]. Скульптура Лашеза и в самом деле противоречит традиционным представлениям о красоте, женственности и материнстве. Существенно, что Лашез в своей работе не вводит какие-то необычные изобразительные формы, а видоизменяет вполне узнаваемые, смещая акценты, обыгрывая их. Скульптура Лашеза потрясла Хрущева куда больше, чем произведения абстрактной живописи: в этой работе он увидел резкий разрыв с эстетическими и социальными нормами. Восприятие Хрущева, нейтрально относившегося к абстракционизму и враждебно – к экспрессионизму, типично для советского человека того периода. Люди смеялись над нефигуративным искусством, но, когда видели экспериментальные, пусть и сохраняющие узнаваемые черты работы, могли реагировать особо остро.
Что это было? К вопросу об оценках итогов АНВ
Помимо разнообразных оттенков неприятия, в книгах отзывов встречаются и положительные отклики. Такие записи в основном носят эмоционально-восторженный характер и только выражают одобрение, без какого-либо развернутого объяснения его предпосылок. Исключение составляют несколько неожиданно пространных и подробных комментариев, как, например, нижеследующий – из четвертого тома книги отзывов:
В основном выставка понравилась. Она отображает все стили, показывает многообразие существующих направлений в области скульптуры. Больше всего поражает группа «Семья американского горняка» Минна Гаркави. Это замечательно по своей реалистичности, правдивости образов, цельности всей скульптуры. Замечательна скульптура «Мать и дитя» Жака Липшица. Это очень самобытный и могучий монумент. Здесь все упрощено во имя выражения главного. Много экспрессии, очень выразительно. Еще понравились скульптуры (рисую, так как надписи нет). От этой абстрактной вещи веет определенным настроением, она хороша по форме, очень цельна. Наконец, понравилась, хотя и меньше, [скульптура] «Адам и Ева» Б. Рейдера. Это кажется не просто картиной из Библии (или еще откуда, точно не знаю), а олицетворением «дерева жизни». Впрочем, это только мое личное восприятие. <..> Студент историч. инст.
Хотя автор записи и утверждает, что это только его «личное восприятие», отзыв очевидно созвучен рассуждениям Гудрича о стилистическом многообразии. Этот комментарий показывает, что тезисы Гудрича вполне могли просочиться в умы советской аудитории и в какой-то степени облегчить ей восприятие американского искусства. В то же время не исключено, что студент и действительно был подготовлен к знакомству с модернизмом. Он, как видно из подписи к отзыву, учился в историческом институте, и искусство могло быть в числе его научных интересов. Рядом с записью в книге отзывов студент оставил и небольшой набросок скульптуры (ил. 6.11). То есть он вполне хорошо рисовал и имел достаточное представление о художественном творчестве, чтобы воспроизвести композицию скульптуры Герберта Фербера (ил. 6.12, 6.13) – далеко не самую привычную форму для советского глаза – и чтобы понять и оценить архитектонику Липшица.
Ил. 6.11. Зарисовка скульптуры Герберта Фербера «Еще раз» (1954–1958) из отзыва советского посетителя. Источник: Книга отзывов. Американская национальная выставка в Сокольниках. 1959. Т. 4
Следует сделать важную оговорку о том, что положительная рецепция, конечно, не ограничивалась теми редкими похвалами, которые мы обнаружили в книгах
