Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Никто не знал, сколько времени Лаваль пробудет у власти. У каждого было свое мнение. «Мое впечатление таково, что Лаваль удержится по крайней мере до новых выборов», — полагал Потемкин и продолжил: «В вопросе о выходе из состава правительства между министрами, членами Радикал-социалистической партии, нет единодушия. Эррио бездействует или изрекает формулы квиетизма[1166]. Мандель интригует, подстрекая более импульсивных, но сам, видимо, не слишком рассчитывает на падение Лаваля в ближайшее время. Большинство левой оппозиции предпочитает выжидать, пока Лаваль выдохнется и окажется полным банкротом. Во всяком случае, до Женевы [заседания Лиги Наций в начале февраля. — М. К.] я почти уверенно исключаю возможность падения кабинета Лаваля»[1167].
Получив депешу, Литвинов решил действовать. Во-первых, он попросил Потемкина встретиться с Леже, чтобы получить от него прямые ответы. Литвинов предупредил, что если встретиться с Лавалем, то это немедленно просочится в прессу. А на переговоры с Леже никто не обратит внимания. Литвинов велел Потемкину сказать Леже, что прошло почти девять месяцев после подписания пакта о взаимопомощи, а он до сих пор не был ратифицирован. «Скажите, что мы не намерены мириться с тем, чтобы пакт бесконечно служил предметом игры внутренней или внешней для Франции, и что мы хотим, наконец, внести ясность и знать, почему пакт до сих пор не внесен в Палату и когда он будет внесен». Также нарком велел передать это сообщение Лавалю. Потемкин должен был приехать в МИД Франции через несколько дней, чтобы получить ответ[1168]. На следующий день Литвинов передал свое сообщение Альфану, который предупредил его о набирающей обороты кампании в прессе во Франции, выступающей против советско-французского сближения. По словам Литвинова, Альфан «был поражен в Париже силой этой кампании, которой охвачена не только пресса, но и политические салоны». Он полагал, что Лаваль останется у власти до весенних выборов. Литвинов ответил в духе того сообщения, что он отправил Потемкину накануне. Всему есть предел. Альфан был согласен, но не мог ничего обещать[1169]. Французский посол также записал разговор с наркомом. Он пропустил большую часть подробностей, о которых говорил Литвинов, но подчеркнул один момент, который отсутствовал в отчете наркома. В Москве росло нетерпение из-за задержки в Париже. Возникло ощущение, что СССР должен формировать оборону и делать эту в одиночку, отказавшись от пакта о взаимопомощи с Францией.
Литвинов пояснил, что выступает против этого подхода. Видимо, именно поэтому он не упомянул о нем в своих записях[1170].
Литвинов также предупредил Сталина о проблемах во Франции. Он рекомендовал увеличить ежегодный бюджет НКИД на французскую прессу до 2,9 млн франков. Это необходимо, пояснил нарком, что объясняется враждебными политическими мерами Лаваля и «известной неустойчивостью, проявленной другими французскими кругами, в том числе даже Эррио… Нам необходимо усилить обработку французского общественного мнения путем дальнейшего проникновения во французскую печать»[1171]. В феврале Литвинов составил подробную бюджетную заявку, куда включил почти 500 000 франков в год на «Тан». СССР продолжал платить «Роллин», а также антифашистской журналистке Табуи (5000 франков в месяц). Литвинов сказал, что советское посольство не может наводить справки о самых влиятельных журналистах «без наличия твердой уверенности, что их заявка [на выплаты. — М. К.] будет удовлетворена». Литвинов имел в виду таких правых журналистов, как Пертинакс, Жюль Зауэрвайн и Андре Пиронно[1172]. Точно так же «на заказы видным журналистам отдельных статей, на издание брошюр, на организацию публичных докладов, конференций и проч., необходимо иметь ассигнование в размере минимум — 35 000 франков»[1173]. Литвинов сильно изменился с тех времен, когда Чичерин считал его прижимистым в вопросах бюджета. Кто бы мог поверить, что СССР будет так терпелив с «Тан» и что советское правительство будет настолько привержено сближению с Францией? Полмиллиона франков на «Тан»? Сколько еще времени НКИД собирался платить непонятно за что?
В конце концов Потемкин 15 января встретился с Лавалем и передал сообщение Литвинова. Потемкин сказал, что задержка в ратификации франко-советского пакта произвела крайне неблагоприятное впечатление в Москве. «Что вы хотите?» — парировал Лаваль. Оппозиция выступила против пакта, и она значительно возросла с мая. «Общественное мнение Франции, — сказал он, — констатирует, что за истекшие полгода в стране наблюдается чрезвычайный рост революционного движения и роли компартии. Это приписывается работе Коминтерна». Лаваль всегда так говорил. «Различие междуправительствомСССР иКоминтерном есть, — признал Лаваль. — Но центр последнего находится в Москве, и вожди российской компартии направляют деятельность III Интернационала». Парижская коммунистическая ежедневная газета «Юманите» из кожи вон лезла, осыпая грубостями «главу правительства». Можно представить, заметил Лаваль, реакцию умеренных представителей французского общества, которые сейчас не так положительно относятся к франко-советскому пакту[1174]. Лаваля раздражала не только «Юманите», но и Эррио с Котом, а также другие радикалы и социалисты, в основном потому, что они выступали за франко-советское сближение. На самом деле для Лаваля не было никакой разницы между Народным фронтом и Коминтерном. Неудивительно, что это было центральной линией предвыборной пропаганды правых.
Потемкин предупредил Литвинова, что Лаваль может выступить против него в Женеве, предъявив свое знаменитое «досье», состоящее из доказательств вмешательства СССР и Коминтерна во французские дела. Потемкин заметил, что уже не первый раз Лаваль угрожает своим знаменитым грязным досье, а на самом деле никто не знает, существует оно или нет. Кроме того, оставался вечный вопрос ратификации. Потемкин поддерживал отношения со своими знакомыми из парламента: Торресом, Дельбосом, Полем Бастидом, Манделем и Эррио. Последний был «более пассивен, чем остальные» и «в состоянии, близком к смущению». Что случилось с Эррио? По-видимому, Потемкин сильнее зависел от Манделя, который давал тактические советы на тему того, как сделать так, чтобы пакт ратифицировали. «Видимо, мы вошли в решающую фазу», — сообщил Потемкин. Примерно 150 депутатов проголосуют против. Этого недостаточно, чтобы заблокировать ратификацию, но достаточно, чтобы вызвать беспокойство. Кроме того, кто знает, что случится в Сенате? Мандель был уверен, что все будет хорошо. Сенаторы не осмелятся голосовать против ратификации после того, как пакт будет одобрен Палатой депутатов. Ведь большая часть французов полагала, что это вопрос французской и европейской безопасности[1175].
Дела в правительстве накалились до предела, и Лаваль поспешил вернуться из Женевы в Париж. По словам Потемкина, все могли только гадать, что будет дальше. Некоторые радикалы все еще хотели поддержать Лаваля. Эррио ушел с поста председателя Радикальной партии, и его заменил Даладье. Эррио проклинал Народный фронт и отказался поддержать его программу. По его словам, из-за нее страна сдвинется
