Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Хор выступал в поддержку такого решения, но Иден сомневался. «Что будут делать русские с доходом от займа: потратят его часть на коммунистическую пропаганду здесь и в других местах? Этот аспект русской политики остается, на наш взгляд, наиболее неудовлетворительным». Вмешался Кольер, чтобы успокоить Идена. Он согласился неохотно, только «в связи с событиями в его избирательном округе»[1073]. Иден сразу выпускал колючки, когда речь заходила о советской «пропаганде», и это оказалось предзнаменованием грядущих событий.
«Кража со взломом»
Вопрос, связанный с ВКП (б) и Британской коммунистической партией, все еще активно обсуждался в британском правительстве и представлял собой проблему. МИД потребовал, чтобы Британская радиовещательная корпорация (Би-би-си) прекратила пускать в эфир британского коммуниста Гарри Поллита. Ванситтарт ясно обрисовал положение: «Если от нас ждут, что мы заявим протест советскому правительству из-за советской пропаганды у нас в стране, то, конечно, неловко то, что сама “Би-би-си” транслирует такую пропаганду».
Заместитель министра лорд Стэнхоуп отметил: «Мне кажется, что “Би-би-си” и ее совет директоров не до конца поняли суть: распространение коммунизма в этой стране является преступлением, и если его совершил сотрудник государственной службы, то это повлечет его увольнение… Почему они не выступают с лекциями о кражах со взломом? И то, и другое незаконно, но кража со взломом хотя бы интереснее, а для отдельных людей еще и прибыльнее. Я предлагаю донести до “Би-би-си” незаконность продвижения коммунизма»[1074].
Этот вопрос тянулся до февраля 1936 года, пока не вмешался кабинет и не остановил передачу. «Коммунистическая пропаганда», говорилось в документе Кабинета министров, «хотя и неэффективна в нашей стране, но представляет значительную опасность для других частей империи, в особенности для Индии». Проблема была в том, что правительство Его Величества не хотело, чтобы знали о его вмешательстве в дела «Би-би-си». Кабинет был доволен, что Поллита уволили, но информация не была разглашена[1075].
А что же с займом?
Если «пропаганда» мешала англо-советским отношениям, то другие обстоятельства свидетельствовали о пользе сближения. Кольер полагал, что заем — это способ гарантировать советские заказы и позволить британским производителям «сорвать куш» на советском рынке[1076]. Конкуренты — на тот момент Франция и нацистская Германия — вели переговоры с СССР. Это беспокоило тех, кто выступал за британский заем[1077]. Хор продолжал давить и получил согласие Чемберлена, но не Ренсимена[1078]. У всех сотрудников Казначейства были сомнения. Уайли писал, что «Торговая палата выступает против займа для России». Заместитель министра финансов сэр Фредерик Филлипс полагал, что «предложение МИД… довольно бестактно и может легко привести к беде». И Чемберлен передумал: «Чем больше я думаю о займе, тем меньше он мне нравится»[1079].
В МИД ощущалось нетерпение. «Меня крайне беспокоят эти долгие задержки», — писал Ванситтарт. «Мы, как и в других вопросах, можем упустить очень крупную рыбину, если даже сейчас не примем решения». Также ощущалось раздражение. «Мы выступаем против решительных попыток Совета по торговле помешать сделать предложение о займе, чего бы это ни стоило», — писал Кольер.
Совет «постоянно менял причину возражения». МИД только успевал ответить на один аргумент, как Совет предлагал другой[1080]. Майский «начинает интересоваться, — говорил Ванситтарт, — действительно ли мы собираемся сделать хоть что-нибудь для улучшения англо-советской торговли или англо-советских отношений в целом»[1081].
С другой стороны, Чилстон подавал сигналы из Москвы, что англо-советские отношения хороши, как никогда, хотя советские сомнения развеются еще очень не скоро. Это был декабрь 1935 года. Чилстон считал само собой разумеющимся, что у сомнений нет никакой основы, но тут он заблуждался. Англо-советские отношения тоже были не на высоте, хотя 18 декабря Болдуин подтвердил оценку Чилстона в Палате общин[1082]. Это произошло в тот же день, когда Хор ушел в отставку с поста министра иностранных дел.
Черчилль наблюдал за происходящим и дал своим коллегам тот же совет, что и Сталину через Майского, но он не мог их убедить действовать как можно быстрее и используя достаточное количество ресурсов. Без министерского кресла он мало что мог сделать. Дело Хора — Лаваля стало плохой новостью для Черчилля и остальных сторонников коллективной безопасности. Также он был недоволен назначением Идена на должность министра иностранных дел. «Его настигнет величие его должности», — писал он своей жене Клементине[1083]. Майский питал большие надежды. Он написал письмо с поздравлениями Идену, вспомнив его визит в Москву и подчеркнув важность англо-советских отношений. Новый министр ответил одним формальным абзацем[1084]. Небрежный ответ стал первым дуновением свирепого ветра, который охладил англо-советские отношения. Несмотря на то что Майский очень чутко улавливал проявления возможных проблем в будущем, в этот раз он ничего не заметил. Он полагал, что Иден — «друг» и не замечал, как он ошибался.
ГЛАВА XIII
ШАТКАЯ ОПОРА: ФРАНЦИЯ И ЕЕ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИЕ СОЮЗНИКИ
1935–1936 ГОДЫ
Париж был опорой советских усилий по организации антинацистского союза, однако она была сделана из плохого металла и с трудом выдерживала возложенный на нее груз. Последний раз мы встречались с Лавалем, когда он возвращался в Париж после остановки в Варшаве, где присутствовал на похоронах Пилсудского. Там он просил польские официальные лица не беспокоиться из-за франко-советского пакта. Месье Зигзаг говорил русским одно, а полякам другое. Выяснилось, что в Москве он поднимал вопрос переговоров между генштабами, которые необходимы для актуализации взаимопомощи в случае агрессии Германии. Наверно, Литвинов удивился этой идее Лаваля и подумал, что она слишком хороша, чтобы поверить в то, что это правда. По словам Потемкина, французский Генштаб ничего не знал про переговоры. Лаваль также обещал быструю ратификацию пакта, но уже было понятно, что это произойдет самое раннее весной.
Как и покойный Довгалевский, Потемкин относился к французам с определенной сдержанностью, так как боялся, что если СССР слишком сильно будет заинтересован в укреплении связей, то это может привести к обратному эффекту. Более того, посольство сообщило о росте антикоммунистических настроений. Буржуазная пресса
