Сплетня - Катя Саммер
– Подарок! – снова вспоминаю я, а Даня, смеясь, тянет меня вниз, чтобы сползла с кровати, и целует, повалив на подушки. Хихикаю в ответ, но отбиваюсь от его настойчивых рук как могу. – Ну подожди! Я потратила на него полночи! Дашь мне минут пятнадцать, чтобы закончить?
– Ладно-ладно. – Даня отпускает меня, позволяя выбраться из-под него, садится, но смотрит все еще так жадно, что я забываю дышать. – И что мне делать? Позировать тебе? Голым?
Я молчу о том, что и так изобразила его без одежды, пусть и не совсем обнаженным. Уже выбежав из спальни, на лестнице кричу, чтобы садился на кровать и ждал меня. Внизу хватаю пакет с планшетом и инструментами и мчусь обратно за считаные секунды, будто это спринт на золотую медаль. Запыхавшись, потому что спорт – это не мое, толкаю Даню, когда пытается подсматривать, подальше к окну, в которое видны только звезды и снег. Сама падаю на край, подгибаю под себя одну ногу и быстро дорисовываю соусом волосы, которые оказались обрезаны на фотографии (а мой перфекционизм не позволил додумать картинку самой).
И нет, соусом, как любит шутить Вета каждый раз, когда слышит об этом, я рисую не горчичным, не сырным и даже не «Тысячей островов». Так называется пастельный мел для рисования, с помощью которого можно имитировать масляные краски. Получается очень красиво и интересно. Я влюбилась в эту технику, когда увидела картины Джека Доусона в исполнении Ди Каприо[25]. И да, картины я видела, а сам фильм до недавних пор – нет.
– Ты очень сексуальна, когда так сосредоточенно работаешь.
Даня не облегчает мне задачу, дразня и смущая меня. Я постоянно отвлекаюсь на него и теряю время. Еще бы не отвлекаться: он, кажется, и не моргает – пялится на меня. Мне с трудом удается контролировать руки. Кожей чувствую накалившийся воздух. В считаные минуты, пока пытаюсь игнорировать Даню, жар окутывает все тело. Ощущаю себя не в доме, где с перебоями работает отопление, а в жерле вулкана. Психую и неуклюже стягиваю свитер одной рукой, оставшись в топе на широких бретелях, но это совсем не помогает. Потому что Даня проходится взглядом по каждому моему изгибу и оголенному участку кожи. А после все же старается, хотя и безуспешно, делать вид, что смотрит мне в глаза, когда я сама замечаю проглядывающие через тонкий бюстгальтер соски, чтоб их!
– Я видела видеоклипы у тебя на странице и не понимаю, почему ты перестал этим заниматься. – Пытаюсь отвлечься и немного остудить градус в комнате, чтобы не воспламениться, как чертов феникс из Лизиных фильмов про Поттера. – Ты очень талантлив.
– Хотел учиться в Канаде, мечта не сбылась, и я бросил, – безразличным тоном говорит Даня, отчего сразу кажется, что он врет. – Выбрал синицу в руках.
– Синицу? А я думала, это называется менеджмент.
Даня ухмыляется, но не продолжает. Точно неприятна тема.
– И ты так легко сдался? – А я не сдаюсь, тем более что мне нужно еще буквально пару минут, чтобы закончить. – На тебя не похоже.
– Когда получил отказ, отец пытался устроить все по-своему, и я пошел учиться к маме назло ему. Сейчас понимаю, что, возможно, сделал глупость, но… не уверен, что хочу начинать все заново.
– И правда глупость, – стараюсь говорить с явным укором, но срываюсь на улыбку, потому что Даня меня провоцирует откровенными взглядами. – Ты же творишь магию, судя по тому, что я видела в нашей визитке.
– Это ты меня вдохновляешь.
И снова горю из-за его слов до кончиков пальцев на ногах. Вся объята адским пламенем. Еще чуть-чуть – и сорвусь с места, брошу чертов портрет!
– А сейчас вы общаетесь с папой лучше?
Резко меняю тему, и это действует. Даня остывает на глазах, мне удается перевести дух.
– Нет, мы никогда не были близки и не будем.
– Но ты с ним…
– Я выполняю его условия. У нас сделка. Последнее, что я должен сделать для него, – это сыграть в январском матче. Его люди должны запечатлеть меня на поле для предвыборной кампании. Если он, конечно, не придумает что-то еще…
– Я рада, что ты снова вернулся в команду, – перебиваю, а то сильно заводится. Мы как будто на пороховой бочке, и любое слово, движение может привести к мощному взрыву. – Лиза показывала мне фото и видео с твоих игр. Ты хорош.
– Спасибо.
Даня, покачнувшись, собирается потянуться ко мне, но я не закончила и жестом заставляю его оставаться на месте. Не знаю, как мы оба еще держимся, губы пересыхают каждые полминуты.
– А с мамой ты близок?
– С ней все сложнее.
– Это как?
– Я люблю ее, но не выношу такой, какая она рядом с отцом. – Даня нервно ерошит волосы, но я не возмущаюсь, потому что закончила работать. Только делаю вид, что еще не все, пока он говорит. – Помнишь, я рассказывал, что она болела?
– Ага, – киваю. – Ты упоминал.
– Я скучаю по той ее версии. Конечно, я рад, что она поправилась и сейчас чувствует себя хорошо, но тогда… тогда она была смелее, искреннее, что ли. Не знаю. Они почти не общались с отцом, и мы много времени проводили вместе. Весело проводили. Ей было плевать на то, что о ней подумают люди, она могла громко рассмеяться посреди улицы, плакала навзрыд, когда ей было больно, и… Это было круто на самом деле. Она была живой, а не роботом, которого изображает сейчас. Когда мы сделали татуировки, я гордился ею и думал, что все изменится. – Он горько усмехается. – Но все вернулось на круги своя.
Даня так предельно откровенен со мной, что хочется быть откровенной в ответ. Но что мне ему рассказать, если он и так все знает? Мне нечего добавить, кроме разве что того факта, что я чувствую к нему… что я… Черт!
– Ты видел нашу семью, у нас тоже не все гладко…
– У тебя замечательная семья. Ты замечательная.
Хочу отшутиться, чтобы перестать гореть, но я молчу. Знаю, что парни вполне могут заговаривать зубы такими вещами, чтобы залезть под юбку, – слышала не один раз, как девочки потом плакали, что их использовали, бросили. И никогда не понимала, как они могли повестись на подобные глупости. Я обещала себе, что со мной так не будет,
