Сплетня - Катя Саммер

– Ну, раз не сбежала, а по сугробам прыгала с тобой, то женись. Будет, как Нинка моя, верой и правдой служить, даже когда старым и сморщенным станешь, – говорит дед, за что сразу же получает нагоняй от любимой. Потому что служит ему – дословно – «Нива» его треклятая.

Нас подвозят до самого дома и приглашают, если вдруг соскучимся, в гости.

– Наливка есть, сам делал, – громким шепотом сообщают Дане, а того аж передергивает.

– Ой, да ты последние лет двадцать после десяти вечера уже храпишь, как паровоз, а вспомни, раньше-то! – Женщина качает головой. – Скучать нам некогда было, отстань от молодых.

К тому времени, как мы прощаемся с пожилой парой, совсем темнеет. Одни фары горят – не видно толком ничего, поэтому я так сильно пугаюсь, когда мимо со скоростью ветра проносится угольно-черное пятно. Лохматое и страшное. Еще и завывает, как волк.

– Здесь что, водятся волки? – Я в ужасе прячусь за Даню.

– Да не боись, это Ричи, дворняга местная, – рассказывает дед Коля. – Он не укусит. Малехонький! Вон, до колена тебе. – Только меня его размеры не успокаивают. – И добрая псина. Бросили хозяева. На острова модные укатили, а перевезти пса в копеечку встало – вот и бросили его. Носится теперь здесь, скучно ему. Если придет, покорми'те, чем сможете. Жалко псинку. Мы хотели забрать, так он убегает все равно. Сторожит пустой дом. А эти сволочи на продажу его выставили. Ну, бессердечные же люди!

– Поехали, сердечный мой! – подгоняет деда дама его сердца.

Я прощаюсь с ними, но не делаю и шага, потому что мне кажется, что в какой-то момент пес с печальной судьбой тонет в сугробе – прыгает и не выныривает оттуда. Но уже скоро замечаю его дальше от нас, впереди, и выдыхаю. Фух, живой.

Когда машина скрывается из виду, Даня провожает меня в дом, подсвечивая телефоном дорогу, хотя я и изъявляю желание ему помочь. Не спорю, потому что он, прорычав, кусает меня за щеку и подталкивает через порог. Настаивает, чтобы сидела и грелась, пока он решит вопрос с электричеством. Я сдаюсь и, включив фонарик, иду искать свечи – не в темноте же сидеть. Видела много разных в гардеробе, наверное, маме-декану нравятся всякие декоративные штучки.

Сильно не раздеваюсь, так как дом снова остыл, только шапку снимаю и обуваю тапки. Потом, чуть подвигавшись, все же решаю избавиться от куртки – она уж слишком теплая, я в ней в мороз хожу в универ – и надеваю на свитер дутую жилетку. Чуть взбиваю волосы, а потом, сдавшись, заправляю влажные от снега пряди за уши. В зеркало смотреться не хочу – представляю, как выгляжу. Нахожу в ящике с елочными игрушками нераспечатанную упаковку небольших свечей в баночках и оттаскиваю наверх в спальню; надеюсь, Марина Евгеньевна не обидится, если я использую их. Туда же переношу столик, которому бессмысленно оставаться внизу перед неработающим телевизором. Отыскав на кухне коробо́к спичек, зажигаю десяток свечей, и в комнате сразу становится уютнее и как будто даже теплее. А так как Даня все еще не спешит ко мне, решаю развесить найденную среди украшений гирлянду над окном – немного праздничной магии будет.

То, что он справился, я узнаю по характерному звуку: генератор на улице начинает шуметь, его слышно и через плотно закрытые окна. Я взволнованно вздыхаю, внутри все трепещет. Включаю гирлянду в розетку и едва не слепну от красоты мириада огоньков. Вау! Беру себя в руки, когда слышу хлопок входной двери, бегу и, перегнувшись через перила, выглядываю со второго этажа.

– Дань, тебе чем-то помочь?

Мне нравится произносить его имя. Теперь особенно сильно, когда знаю, что ему нравится слышать его от меня.

– Ничем, дай десять минут – умыться, смыть бензин с рук и приготовить праздничный ужин.

Я смеюсь, но соглашаюсь подождать:

– О'кей, но только десять минут.

И они, конечно же, тянутся невыносимо долго. Не потому, что Даня задерживается, он-то как раз все успевает вовремя – пунктуален до безобразия. Это нервы сводят меня с ума. Я десять раз меняю позу, чтобы не казалась наигранной, скидываю подушки на пол и пересаживаюсь с кровати туда-обратно. Гашу и заново зажигаю половину свечей, завязываю косичку из распушившихся волос и снова ее распускаю. С помощью фронтальной камеры стираю остатки туши под глазами, без сил падаю спиной на кровать, пружиню и… жду. Просто жду.

Даня заходит в комнату, выбрав лучший момент, – когда я зеваю, не прикрыв ладонью рот.

– Если устала, ляг, отдохни. Я разбужу перед Новым годом, – говорит, застыв в дверном проеме с двумя тарелками лапши и бутылкой шампанского под мышкой.

– Нет-нет, я случайно! Честно! Не хочу спать!

Тут же начинаю суетиться, съехав на пол, приземляюсь на колени, расставляю все, пока Даня идет на второй заход – за бокалами и закусками.

– Тут стало приятнее.

Он оглядывает спальню. Хорошо, что не предлагает включить свет – так не только романтичнее, но и спокойнее для меня. И к тому же не сильно видно, что я не накрашена.

– Я рада. А это что, креветки? – удивленно смотрю на тарелки с лапшой.

– Ага, паста с морепродуктами, – будто представляя блюдо уровня мишленовской кухни, заявляет торжественно он. – Вариант колхозный, но чем богаты, тем и рады. Вспомнил, что в морозилке оставались с прошлого раза. Который был в сентябре, но не суть. Они же замороженные не пропадают?

– Надеюсь, что нет, – улыбаюсь, наматывая лапшу на вилку, пока Даня разливает по бокалам шампанское. – М-м-м, а это даже можно есть.

– Да, я попробовал, перед тем как нести. Съедобно. Но если что, у нас полугодовой запас чипсов и сыра есть.

Он указывает на миску с этим добром.

– Мне нравится, – повторяю не первый раз за сегодняшний день и совсем не лукавлю.

– Тогда давай, – поднимает бокал и передает мне второй. – За тебя и твою стойкость, я…

Он точно собирается в очередной раз пошутить насчет всей ситуации. И я верю, что ему хотелось бы провести этот вечер иначе, как он задумывал, но… жизнь непредсказуема. А я не из тех, кому нужно «роскошество», как сказала бы Вета. Мне достаточно его одного, если он будет и дальше смотреть на меня так, как сейчас.

– Все правда хорошо, Дань, – перебиваю его, пока не испортил момент. – Я бы не хотела быть ни в каком другом месте.

Он хмурится на пару секунд, затем снова открывает рот, хочет что-то возразить. Борется с самим собой и…