Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф

Джозеф притягивает меня к себе, моя голова у него под подбородком.

– Настоящий рай.

Мы погружаемся в мирную тишину. Свечи догорают, Джозеф гладит меня по волосам.

– Мэйлин и Томми не хотели бы стареть. Они бы не вынесли.

Я с трудом сглатываю.

– От этого не легче.

– Естественно. – Джозеф замолкает. – Интересно, а у нас как там все будет?

– Если повезет, у нас будет маленький домик из облаков, где мы сможем обниматься и целоваться и никогда не разлучаться.

– Хорошо бы.

– А вдруг нет?

– Тогда я больше не хочу тратить время на размышления.

Он прижимается ко мне всем телом и целует меня. Я провожу пальцами по его плечам, прижимаю его к себе. Его руки исследуют те же пути, по которым они шли все эти годы, только поверхность со временем изменилась. Он нежно занимается со мной любовью, и я отвечаю ему такой же любовью, нежной и искренней. Я стараюсь не думать о домике из облаков, о колесницах или арфистах, в которых не очень-то верю. Я думаю о его коже на своей коже, о его губах на своих губах, о мерном ритме наших тел. Я думаю об этом ритме, когда мы лежим рядом, глубоко дыша, положив друг на друга руки и ноги. Я думаю об этом ритме, когда засыпаю, прижавшись к нему. Я стараюсь не думать о колесницах, об огне, о тьме, о земле, обо всем, что ждет нас, когда прекратится великий ритм.

Глава 27

Джозеф

Май 2002 г.

У нее был хороший день.

Накануне ночью она не очень-то и ворочалась. Проснувшись, я с удивлением увидел, что Эвелин еще крепко спит. Я прижался к ней сзади и лежал так, пока она не проснулась. Она повернулась, уткнулась мне в грудь и, чмокнув, пожелала доброго утра. Мы приготовили завтрак. Блинчики. Обычно мы их печем для внуков. Но ей захотелось именно блинчиков, а мы себе теперь во всем потакаем. Когда, если не сейчас, ведь мы уже на пороге. Она намазала блинчик клубничным вареньем, сказала, что хочет так попробовать. Сделать что-то, что раньше не делала, пусть даже мелочь, глупость. Откусив, Эвелин засмеялась и пожала плечами. Я тоже намазал варенье на блинчик. Она вздремнула на диване, пока я возился в саду. Через час я вернулся в дом, вымыл руки, вычищая землю из-под ногтей, и вытер их о кухонное полотенце. Опустился на колени перед диваном, где она лежала. Поднес ее руку к своим губам. Из уголка рта у нее стекала слюна. Я вытер ее большим пальцем. У нее часто во время сна текла слюна, а однажды это случилось посреди разговора. Она пошутила, мол, голодная, пытаясь за этими словами скрыть неловкость.

Я прошептал ей, все еще спящей:

– Прости, что тебе не удалось исполнить все желания.

Тремор, высохшие руки, умолкнувшие пианино в кабинете. У меня в памяти живо рисуется образ загорелой Эвелин, обгоняющей меня во время заплыва к Капитанской скале.

Она пошевелилась от моего прикосновения и с улыбкой открыла глаза. Ей, наверное, приснился хороший сон. Я спросил:

– Что тебя сегодня порадует? Мы хоть чем можем заняться.

Она выглядела довольной. Серо-зеленые глаза смотрели мечтательно и мягко.

– У меня есть все, чего я могла желать.

– Прости, – сказал я огорченно.

– За что?

– Я тебя подвел!

– Не говори глупостей! – Она провела рукой по моим волосам. – Я ведь сыграла с оркестром!

– В твоих списках было столько всего, что ты так и не сделала.

– Суть-то не в списках. Списки – отправная точка, способ почувствовать себя живой, – улыбнулась Эвелин. – Этот год превзошел все мои ожидания. И он еще не закончился.

– Не закончился…

Я начал плакать, осознав, что очень скоро год все-таки подойдет к концу.

Она вскинула брови и сказала:

– Быть с тобой – вот моя главная мечта.

Она поцеловала меня, и на наших губах остались мои соленые слезы.

Мы сидели в саду среди цветов и дышали теплым утренним воздухом. На бесконечном голубом небе не было ни облачка – чудесный майский день. Становилось жарче, лицо у Эвелин порозовело. У нее была такая чувствительная, тонкая кожа. Мы решили высадить нарциссы для малыша Рейн. Ей рожать через пару недель.

Эвелин пошла к фиалкам, сорвала цветок и засунула себе за ухо. Точно так же она сделала бы в детстве, кружась на лугу, усеянном полевыми цветами. Улыбнулась и подняла к небу руки. Они даже не дрожали.

– Какой чудесный сад ты для нас вырастил, Джозеф! – сказала Эвелин.

У нее был хороший день.

А потом с ней случился удар. Инсульт.

Словно счастливая случайность. Улыбка фортуны. Гениальный ход. Я никак не могу смириться с тем, что ее тело, ее руки упали на фиалки. Что слова застряли у нее на языке, ноги подвернулись под туловище. Расслабилось, опустилось лицо.

Эвелин, сидя на столе, тянет меня к себе для поцелуя. Эвелин с мокрыми волосами лежит на спине на пирсе. Эвелин, подняв Вайолет себе на бедро, танцует на кухне. Эвелин за пианино, с прямой спиной, сосредоточенная. Эвелин деревянной ложкой мешает тесто для торта. Эвелин мелькает впереди меня в волнах. Эвелин в полотенце после душа. Эвелин в фиолетовом платье выходит из поезда. Эвелин смеется и целует меня. Обнимает меня. Прижалась ко мне в постели. Эвелин.

Скорая помощь. Больница. Свернувшись калачиком, лежу рядом с ней на больничной кровати. Целую ее в щеки, держу за руку. Дети сразу приехали. Или через какое-то время. Не помню. Бой часов. Пробило полночь. Времени не хватило. Мы рассчитывали на большее. Еще на месяц. Затем мы ушли бы вместе в объятиях друг друга. Она сказала мне, что у нее онемела рука. Она не чувствовала, что я ее касаюсь, что я ее держу. Попыталась что-то сказать и не смогла. Перестала видеть.

Мы рассчитывали на большее. Мы вместе вырастили чудесный сад, Эвелин. Вот что я хотел сказать ей в тот момент, когда она упала.

Мы вырастили этот сад. И он чудесен.

Глава 28

Джозеф

Декабрь 2000 г.

На обратном пути от врача она молчит в машине. Радио выключено, из вентиляционных отверстий дует теплый воздух. Дорога домой после каждого визита проходит в тишине, наполненной беспокойством, вопросами, желанием получить ответы вкупе со страхом того, чего эти ответы будут