Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф

Я молчу, чувствуя себя очень неуверенно.

– А что я должен придумать?

Эвелин шевелит бровями.

– Что угодно. В этом вся прелесть!

Ей легко говорить. У нее есть другие мечты, другие желания, помимо меня. Длинный список. Я уже не в первый раз задаюсь вопросом, люблю ли я ее больше, чем она меня, достаточно ли меня для нее. За что я ее так сильно люблю? Потому что она – это все, чем я не являюсь, и все, чем я хотел бы стать. Я завидую ей. Даже в самые мрачные дни она чувствовала больше, чем когда-либо я, уходила глубже в себя, чтобы родиться заново.

Жаль, что я не могу предложить ей больше, не могу поделиться каким-нибудь интересным секретом. Есть вещи, которые мне нравятся в нашей тихой красивой жизни, например горячий кофе после душа по утрам или холодные струи воды вокруг моего тела во время первых летних заплывов. Но я не мечтатель. Я просто плыву по течению, в котором оказался.

Я возродил мечту своих родителей, справлялся без них все эти годы. Вместе с Эвелин мы впустили воздух в пыльные комнаты, наблюдали, как они расцветают от болтовни и жизни, обслуживали постояльцев и растили детей так же, как это делали они; мы жили в тени их памяти, в то время как они существовали в уголках нашей. Для чего-то большего не было ни места, ни необходимости. У нас едва хватало времени на друзей, хотя Эвелин всегда была душой компании, а я изо всех сил старался поддерживать светскую беседу. И такая близость, как с Томми, у меня больше ни с кем не возникала; отношения складывались и исчезали в зависимости от жизненных этапов. Дружба Эвелин с другими женщинами была сведена на нет напряженным графиком. Звучали лишь обещания чаще встречаться. Но, как я уже сказал, я не несчастен. И все же я не могу ответить на вопрос Эвелин.

– Ты слушаешь?

– Слушаю-слушаю. Разве это так уж плохо – хотеть провести с тобой время?

– Я тебе надоем, если мы будем все время проводить вместе.

– Мы женаты тридцать восемь лет. Если я еще не устал от тебя, то вряд ли когда-нибудь устану.

Ее объятия больше не успокаивают меня, и я отстраняюсь.

– Пойдем? Я хочу найти для него место.

Я поднимаю указатель, показывая, что сейчас мне есть чем заняться.

Эвелин говорит мне вслед:

– Подумай об этом, ладно?

Чего я хочу? Боже, если бы я знал. Я хочу провести время с ней, с любимыми людьми. Я хочу провести время с теми, кого мы потеряли. Я хочу вернуться к началу. Я хочу взять ее за руку в полосе прибоя под бешеный стук сердца. Я хочу, чтобы она снова сказала мне «да».

Глава 25

Джозеф

Май 2002 г.

Позади меня со скрипом открывается москитная дверь. Появляется Эвелин в цветастом платье с длинными рукавами; она уже одета для вечеринки, длинные серебристые локоны зачесаны назад. Я с самого завтрака разбрасываю мульчу, сажаю красные циннии и борюсь с тлей, пытаясь сделать как можно больше, прежде чем наступит пора приводить себя в порядок. Воздух прохладный, но на солнце достаточно тепло.

Она идет по дорожке, что-то пряча под мышкой.

– Как цветочки Вайолет?

– Нормально.

Я направляю распылитель на нижнюю сторону пораженных листьев, сморщенные маргаритки – питательная среда для вредителей.

– Будем надеяться, что это решит проблему.

Она садится на скамейку, и в утреннем свете темные круги у нее под глазами становятся более заметными, фиолетовыми и полупрозрачными. Она засовывает руки в карманы кофты и говорит:

– Люблю это время года…

Весна в разгаре, клумбы в полном цвету, растут вместе, превращаясь в калейдоскоп красок, пионы словно розовые облака, все зеленеет и становится ярким, когда вырастает заново. Колибри порхает вокруг жимолости, цветки черноглазой сюзанны трепещут от малейшего дуновения ветерка, солнце выглядывает из-за облаков. Много дней прошло вот так, и Эвелин составляла мне компанию, читая или делая записи в блокноте, пока я работал. Иногда я перехватывал ее пристальный взгляд, устремленный на фиалки, а не на страницы, лежащие на коленях, и задавался вопросом, где же витают ее мысли. Видела ли она меня, в отчаянии ждущего ее в конце дорожки? Или она была в самых первых мгновениях, с лепестками в карманах и цветками в волосах? Она запрокидывает голову, греясь на солнце.

– Прекрасное утро!

– Красота! – соглашаюсь я, не сводя с нее глаз.

До сих пор, спустя столько лет, она невероятно красива.

– У меня для тебя сюрприз.

Она достает из-за спины резную деревянную шкатулку и ставит себе на колени.

Я замираю, застигнутый врасплох.

– Я не знал, что мы делаем подарки.

– А это не обычный подарок.

Эвелин барабанит пальцами по крышке.

– Я долго хранила их для тебя, ждала подходящий момент.

Я наклоняю голову, заинтригованный, и, насколько могу, отряхиваю грязь, вытирая руки о свои поношенные джинсы. Она похлопывает по месту рядом с собой, и я сажусь.

– Я начала писать тебе письма, пока ты был на войне, и так и не перестала.

Она поднимает крышку коробки; та до краев заполнена конвертами, на каждом из которых написано мое имя.

– Здесь есть письма, когда я хотела рассказать тебе о своих чувствах или снять груз с души, и по одному на каждое важное событие, которое было у нас на пути.

– Эвелин… – Ее имя – вот все, что я могу произнести, ошеломленный.

– Просто праздник какой-то, да?

Она сияет, а у меня нет слов. Меня ждут шестьдесят лет ее самых сокровенных мыслей, запечатленных на страницах.

– Я не знаю, как и благодарить…

И снова, как часто бывает, я хочу, чтобы нашлись слова сильнее, чем «Я люблю тебя». Она перекладывает коробку со своих коленей на мои, и я спрашиваю:

– При тебе читать?

– Не знаю… Честно говоря, я не помню, о чем в них говорится. Я никогда их не перечитывала. Я просто сохранила их для тебя, на будущее.

Я обнимаю ее за плечи, безуспешно пытаясь найти ответ, которого заслуживает подобный жест.

– Сначала я их писала, потому что ты был далеко, и я так много хотела тебе сказать, а потом Томми… и мы не разговаривали. Но я не могла перестать писать. Сперва это помогало мне собраться с мыслями, затем, по прошествии лет, стало способом запечатлеть нашу совместную жизнь, маленькими моментальными снимками во времени. Я все думала, когда