Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф
Все остальное изменилось. Рынок через дорогу, где мы обычно покупали молоко, превратился в винный магазин, на окнах решетки. Тротуар потрескался и местами осыпался. Перед входом стоит стойка для велосипедов, к которой прикована ржавая рама без шин. Здание осталось прежним, но его как будто подняли и перенесли в новое время. Думаю, так оно и есть. Улицы, какой я ее помню, больше не существует. В это трудно поверить, потому что в моей памяти она живая и осязаемая.
Мы сидим у дома, тесно прижавшись бедрами и плечами, на скамейке, которую я не помню. Слишком холодно, чтобы оставаться там долго, ветер треплет волосы Эвелин. Какими опьяняющими были тогда ее каштановые кудри, как я зарывался в них, когда утреннее солнце пробивалось сквозь жалюзи, и вдыхал ее аромат, пьянея от мягкости обнаженного тела. Лежа подо мной, она прижимала меня к себе, водила пальцами по моей спине и говорила, что под моей тяжестью чувствует себя в безопасности. Постель и воздух были наэлектризованы нашими чувствами. Я вспомнил, как однажды Эвелин поднималась по крутым ступенькам, нагруженная продуктами. Упираясь ногой в порог, она открыла дверь и с ключом в зубах протиснулась в квартиру. Когда я предложил помощь, она заявила, что с ней все в порядке, а я рассмеялся, схватил переполненные бумажные пакеты и зашел вслед за ней.
Я вспоминаю все это, когда мы жмемся друг к другу у входа в квартиру. Сначала мы не разговариваем. Несмотря на холод, это самое теплое из всех молчаний, когда каждый из нас погружается в прошлое, вознося благодарность месту, которое когда-то было нашим убежищем. Эвелин улыбается, и я задаюсь вопросом, какой день она вспомнила. Хотел бы я повернуть время вспять, начать все сначала, заново прожить жизнь вместе с ней.
Она неловко ерзает на скамейке, хмурится, довольная улыбка сменяется меланхоличным выражением.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
– Сегодня выступление… Я вроде должна радоваться… Не знаю даже…
– В смысле?
– Когда все закончится, что тогда? – спрашивает она тихо, как испуганный ребенок.
– Тогда…
Я понимаю, что она имеет в виду. Оставшихся позади дней гораздо больше, чем тех, что ждут нас впереди, и все, что остается, – это воспоминания.
– Тогда будем наслаждаться каждым прожитым днем.
Она замолкает.
– Переживаешь?
– Ну отступать все равно некуда, – напряженно-шутливым тоном говорит Эвелин.
Она разводит перед собой пальцы в перчатках и рассматривает их как подозрительных незнакомцев. По словам врачей, сама мысль о том, что она сможет играть на таком высоком уровне, когда ее симптомы прогрессируют, практически абсурдна. Всю неделю Эвелин репетировала одна, а вчера вечером, для последней совместной репетиции, приехала Джейн. Я задержался в гостиной, делая вид, что читаю, и мое сердце замирало при каждом наступлении тишины, которая сигнализировала об ошибке, о замешательстве, пусть секундном, но поражении. Однако музыка возобновлялась, и я сидел, затаив дыхание, как будто передо мной мерцающий кардиомонитор, а я страшусь услышать сигнал тревоги. Сегодня, чуть позже, они будут репетировать с оркестром, и я молюсь, чтобы руки ее слушались.
Эвелин склоняет голову мне на плечо, наблюдая за потоком людей, за жизнью города. Интересно, как бы сложилась наша жизнь, если бы мы остались здесь, если бы в другом мире это было прощальным выступлением, отмечающим достижения всей своей жизни, а не утешительным призом, выцарапанным перед последним кругом. Тень реальной мечты. Интересно, если бы у нас никогда не было детей, если бы Эвелин увидела мир, перестала бы она скучать по дому, была бы она удовлетворена?
Я спрашиваю:
– Помнишь, как ты сюда приехала после смерти Томми?
Она кивает.
– Я ужасно боялась. Я думала, что больше никогда тебя не увижу.
Даже сейчас, закрыв глаза, я помню, как у меня сжималось сердце, пока она переходила улицу, а я с чемоданом в руке стоял и ждал, когда она меня заметит.
– Почему ты заговорил о грустном?
Эвелин вопросительно смотрит на меня.
– Я думала, ты хочешь вспомнить счастливые времена, оживить наши лучшие воспоминания.
Я переплетаю ее пальцы со своими, поглаживаю ее костяшки большим пальцем.
– Я хочу вспомнить все, что у нас было, всю жизнь.
Я делаю паузу, пытаясь облечь в слова мысли и чувства, которые у меня возникли у стен этого дома, и тоскуя по тем парню и девушке, чья жизнь только начиналась.
– Лучший способ попрощаться – это вернуться… Вспомнить, как влюбились, как рождались дети, внуки, все-все вспомнить… Даже то, как мы страдали. У нас были всякие дни, не только счастливые.
Ее нижняя губа начинает дрожать.
– Были и очень тяжелые дни. Когда я сам потерялся и думал, что потерял тебя. Когда все рушилось, но у меня была ты.
Слеза скатывается у нее по щеке, ее рука сжимает мою, и это прикосновение такое нежное, что я готов сидеть так вечно.
– Дни, когда я любил тебя больше всего.
Эвелин
Концертный зал ярко освещен и уютен, в нем оживленно болтают нарядные посетители, я разглядываю их из-за кулис. Единственное свидетельство того, что снаружи наступает морозный январский вечер, – это окна в форме полумесяца над мраморными статуями, в которые видно темнеющее небо. Сверкающие люстры, украшающие витиеватый потолок, имеют форму перевернутых рождественских елок, а лампочки в них похожи на светящиеся звезды. Я трепещу от предвкушения, все вокруг такое свежее и ясное. Гудит заполняющийся зал, на сцене, в ожидании, стоят пюпитры с партитурами. А ведь я очень рискую: это захватывающее выступление – чистая авантюра, так легко оступиться, так высоко падать.
Мы пробыли здесь несколько часов, наблюдая за другими пианистами и ожидая указаний, но у нас был только один шанс порепетировать. Дирижер показал нам наши метки: где выходить, где вставать для поклона. Я была слишком взволнована, чтобы что-либо понять. Даже генеральный прогон выступления прошел как в тумане. Все было хорошо, однако не идеально, в памяти запечатлелись несколько оплошностей. Джейн заверила, что никто ничего не заметил. Я рада не только тому, что я не одна, но и тому, что со мной именно Джейн. Моя старшая, мой первенец, которая накрасила мне губы и побрызгала волосы лаком, которая протянула мне руку, когда мы из левой
