Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф
Мы спешим с приготовлениями, стремясь поскорее попасть на пляж, и вот наконец растягиваемся на полотенцах, мажемся детским маслом, друзья Джейн описывают широкие круги в воде, дым от их сигарет улетает в море. Сэм придвигает свой шезлонг к Эвелин, слева от него – Джейн. Я слышу обрывки их эмоционального разговора, что-то о коммуне в Калифорнии, о поездке в Марокко, которую он планирует, о паломничестве за духовным просвещением, об антивоенном движении, но я сижу через два шезлонга, слишком далеко, чтобы лезть в беседу, в которую меня не приглашали. Я пытаюсь придумать, что можно ввернуть интересного, может, что-нибудь из рассказов Мэйлин… Увы, в голову ничего не приходит.
День клонится к вечеру, вечеринка перетекает к нам на лужайку, мы зовем всех к столам, предлагая наполнить тарелки картофельным салатом и куриными крылышками и выпить джина с лимонадом. Напитки разливают и передают по кругу, разливают и передают, и с наступлением сумерек кто-то, кого я не узнаю, разжигает на заднем дворе костер. Мы отправляем Вайолет спать, несмотря на ее протесты, а чуть позже и Томаса, который бесится от того, что его приравнивают к младшей сестре, а не ко взрослым. Эвелин, пританцовывая, начинает собирать посуду, на кухне громоздятся большие стопки, мыть и убирать уже будем завтра.
В темноте и под воздействием спиртного впадаешь в какое-то первобытное, дикое состояние, и кажется, что сегодня ночью может произойти все, что угодно. Я теряю Джейн из виду и сразу же начинаю искать Сэма, которого тоже не вижу в толпе. Эвелин сидит у костра на самом видном месте и увлеченно беседует с нашей соседкой Линдой. Мне стыдно за то облегчение, которое я испытываю, заметив ее. Когда я подхожу к ним, Линда уходит и больше не появляется. У меня начинает кружиться голова от постоянного движения людей вокруг, зато Эвелин перед собой я вижу четко, она спрашивает, буду ли я еще пиво, и просит заодно ей тоже наполнить кружку. Я больше не хочу, но нашей старшей дочери восемнадцать, мы проделали длинный путь через пространство, время и душевную боль, чтобы вместе дорастить ее до этого возраста, и я, конечно, за это выпью.
Лавируя в редеющей толпе и уклоняясь от разговоров, которые со мной пытаются завести, я добираюсь до стола, заставленного пустыми бутылками из-под крепких напитков, беру пиво и смешиваю водку с содовой и лаймом для Эвелин.
За кустами, на расстоянии фута друг от друга, стоят Джейн и Сэм. Я их вижу, они меня нет.
– Слушай, лето почти закончилось… – начинает Джейн взволнованным, приглушенным голосом. – Мне уже восемнадцать.
У меня внутри все переворачивается, я не хочу это слышать, разрываюсь между желанием вмешаться и исчезнуть. Я знаю, каково это – быть подростком, опьяненным первой любовью, но как отец хочу защитить повзрослевшую дочь.
– Я знаю, – поддакивает Сэм, похлопывая ее по руке. – С днем рождения, малышка!
Меня охватывает облегчение, смешанное с удивлением. Надо же, не воспользовался ситуацией, когда девушка так явно в него влюблена, бегала за ним все лето и легко могла бы ему отдаться. А он бы себе уехал, и никто бы его больше не увидел.
– Я не малышка, – говорит она сладким голосом, притягивая его к себе.
– Ясно, – кивает Сэм, отрывая ее руки от себя.
– А хочешь, я с тобой поеду? В Париж!
Она полна отчаяния, говорит несвязно, и теперь мне точно лучше уходить, еще раньше надо было. Нельзя, чтобы она меня здесь увидела, она никогда не простит, что я подслушивал.
– Слушай, ты классная. Мы классно зажигали все лето. Но мы просто не…
Я слышу, как она шмыгает носом, как учащенно дышит. Бедная, поникшая Джейн, какой я никогда ее не видел.
– Ты еще такая юная. Понимаешь?
Она опять шмыгает носом и льнет к нему.
– Не такая уж и юная!
– Ты перепила, что ли?
В голосе Сэма слышится раздражение, Джейн со своими чувствами для него как назойливый комар.
– А даже если и перепила? Все равно соображаю, что подхожу тебе по возрасту!
Она задирает лицо и целует его. Он отстраняется.
– Джейн, не надо, а? Ты ставишь себя в неловкое положение, – и, оглядываясь, добавляет: – Если бы я хотел тебя, ты бы знала.
Я ощущаю его слова как удар и хочу нанести ответный, но, прежде чем я успеваю что-либо сказать или сделать, Джейн убегает, громко плача, а Сэм ускользает в темноту. Броситься следом за Джейн? И что ей сказать? Отец, вероятно, последний человек, которого она хотела бы сейчас видеть.
Потрясенный и отрезвленный, я убираю разбросанные чашки и пустые бутылки, прежде чем отправиться обратно. Ругаю себя за то, что не вмешался, не защитил ее от унижения и душевной боли. Я завязываю переполненные пакеты для мусора и отправляю их в мусорный бак – готов делать что угодно, лишь бы успокоиться, унять дрожь в руках перед встречей с Эвелин, иначе она все поймет по моему лицу, а я не знаю, стоит ли ей говорить о том, что слышал.
Стараясь ни о чем не думать, я лавирую между тенями; над головой вместо неба – всепоглощающая чернота, звезды скрыты облаками. Когда я снова подхожу к костру, лужайка почти пуста, только Эвелин и Сэм. Я потрясен его появлением. Гнев из-за того, как он обошелся с Джейн, сменяется еще более неприятным чувством: когда я подхожу, мне кажется, что я мешаю, что я здесь лишний. Меня охватывает жар, живот скручивает от боли. Это чувство я не могу объяснить, однако в нем не сомневаюсь. Моя жена, которая любит меня, хочет, чтобы я ушел.
Я передаю Эвелин ее напиток и не ухожу, стою рядом.
– Садись, – предлагает она, указывая на свободный стул напротив Сэма.
Их колени слишком близко, почти соприкасаются. При моем появлении они перестали смеяться. Сэм вообще на меня не смотрит, ждет, что я отвечу, мое присутствие явно им мешает.
– Пиво теплое, – говорю я с комом в горле, показывая на бутылку. – Давайте уже расходиться, наверное.
Эвелин бросает на меня неуверенный взгляд.
– Я еще чуть-чуть посижу, хорошо?
Спрашивает из чувства долга. Так принято в браке. Я встречаю ее взгляд, она жаждет, чтобы я сказал «да».
– Хорошо, оставайся. Костер еще не догорел, – говорю я, ненавидя себя, ненавидя его.
Хочу перекинуть ее через плечо и утащить в нашу постель, увидеть, как кожа у нее
