Травница - Хизер Моррисон-Тейпли

Иден опешила, широко открыла глаза и у нее отвисла челюсть.

– Ты на чьей стороне? – почти закричала она.

– На твоей, Иден. На твоей. Но ты была помолвлена с мужчиной. Могла бы хотя бы ему перезвонить. Он лжец и мерзавец, и он тебе поперек горла, но очевидно, что ему нужно было тебя увидеть или хотя бы с тобой поговорить.

Последовала долгая пауза, но потом Иден тихо проговорила:

– Думаю, ты права. Я могла бы избежать неприятностей, если бы хоть раз ему позвонила. – Она слегка улыбнулась.

– И что ты ему сказала? – спросила Сьюзан.

– Сказала, что все кончено.

– И ты говорила серьезно?

Иден ответила не сразу, а ее глаза снова наполнились слезами.

– Мам, что мне делать? – Она чувствовала себя ребенком, а не взрослой женщиной.

Мать медленно помотала головой.

– Солнышко, боюсь, только ты можешь ответить на этот вопрос. – Она крепко обняла дочь.

Иден вытерла глаза рукавом.

– Я все испортила, но я понимаю, что ты права. Никто не скажет мне, что делать и что мне нужно, чтобы все встало на свои места. Ни Роберт, ни Джеймс, ни миссис Уэлш, ни даже духи с того света, и как бы ни трудно было в это поверить, ни моя мама, – сказала она, улыбнувшись Сьюзан. – Я сама попала в эту ситуацию, и только я могу из нее выбраться. Пора мне стать взрослой девочкой и привести свою жизнь в порядок.

Сьюзан обняла Иден.

– Я так тобой горжусь. У тебя был трудный год, но ты права, ты можешь все решить сама. Можешь. Я знаю, солнышко.

– Но… а что с Томми? – задумалась Иден.

– Да уж, хороший вопрос.

– Как думаешь, вы с Питером могли бы немного присмотреть за ним и Велли? – спросила Иден. – Я знаю, что о многом прошу. Вам обоим, конечно, не хочется, чтобы в доме поселился маленький ребенок, и естественно, я завтра поговорю с Дженнифер из соцслужбы. Но может ты сможешь хоть ненадолго… даже не знаю. Возможно я вернусь, но могу и не вернуться. А если я решу остаться в Штатах, то приеду на время, чтобы поговорить с Томми и помочь ему устроиться, но могла бы ты присмотреть за ним, пока ему не найдут приемную семью, чтобы его не отправили в приют? Или до тех пор, пока я не пойму, какого черта я делаю со своей жизнью. В общем, ненадолго.

– Что ж, я должна поговорить с Питером, – немного подумав, ответила Сьюзан. – А ты должна узнать, разрешат ли нам социальные службы. Но да, я присмотрю за Томми. Если Питер на это не подпишется, я его пойму, и тогда я могу остаться здесь с Томми на некоторое время. Питер – самый благородный и добросердечный мужчина из всех, кого я встречала, и если я вообще его успела узнать, он воспримет все это как приключение. – Она ласково улыбнулась Иден. – Но ты должна будешь разобраться со своими проблемами как можно скорее. Ты не можешь надолго передать свои обязанности окружающим. Пора встретиться лицом к лицу с последствиями своих ошибок, солнышко.

– Знаю. – Иден крепко обняла мать. – Я знаю.

Через несколько дней Иден уже сидела в салоне самолета. Она вылетела рано утром и из-за разницы во времени прилетела в Нью-Йорк почти в тот же час.

Она вышла в зал аэропорта и была шокирована, она испытала почти физический дискомфорт. Машины сигналили, все толкались, на лицах застыло выражение мрачной решимости. Иден почувствовала себя безнадежно одинокой – казалось, что ей здесь не место. Но она жила здесь двадцать лет, поэтому знала, что к чему.

Такси довезло ее до дома; она постояла на тротуаре, глядя на красивое серое каменное здание начала двадцатого века. Она сдала квартиру на осенний семестр, но на весну сдавать не стала, поскольку в то время думала, что побег в Англию после двух часов раздумий окажется не такой уж хорошей идеей. Она полагала, что захочет вернуться в Штаты к Рождеству. Но ошибалась.

Она втащила чемодан по лестнице, провернула знакомый ключ в знакомом замке и вошла. На нее нахлынули неожиданные эмоции, словно впервые она вернулась на место преступления или туда, где ей причинили боль.

Она уезжала из квартиры с разбитым сердцем, потерянная и рассерженная. Теперь же она стояла на пороге, оглядывалась, и ей было грустно. Грустно от того, что она оставила здесь, и от того, что теряла там, в Англии. Но по крайней мере у нее было место, где она могла осмыслить, какого черта она делает со своей жизнью.

Весь день она провела, пытаясь справиться с джетлагом, а потом позвонила старому другу Бобу с исторического факультета, и они договорились пообедать вместе. Они встретились в их любимом суши-ресторане «Азия» в верхнем Вест-Сайде. Они обнялись и, скрестив ноги, сели на бамбуковые маты, расстеленные на полу, за низкий столик в японском стиле.

– Как я рад тебя видеть, – сказал Боб. – Выглядишь великолепно. Подтянутая, здоровая и, как бы сказать… Звучит как клише, но ты словно вся светишься.

– Правда? – удивилась она, а затем подумала и добавила: – Знаешь, я чувствую себя великолепно. На самом деле я сейчас даже счастливее, чем была когда-либо прежде. Или по крайней мере, счастливее, чем была здесь. А теперь… Что ж, мне нужно кое-что для себя прояснить.

– Тогда я, пожалуй, начну. У меня для тебя новости. Хотел позвонить тебе на этой неделе, но я очень рад сказать тебе это лично. Иден, факультет не хочет с тобой расставаться. Мы готовы предложить тебе профессорскую должность на постоянной основе! – Он уставился на нее с широкой улыбкой, словно ожидал, что она закричит от восторга. Но Иден выглядела растерянной и ничего не сказала. Наконец Боб спросил: – Иден, что случилось? Ты так долго мечтала об этой должности, ты добивалась ее двадцать лет. Профессор в штате Нью-Йоркского университета. Это джек-пот! Что происходит?

– Не знаю, – ответила она честно. – Во-первых, спасибо! Боже, это так мило со стороны университета, и я польщена, просто не могу поверить. Но… Ого. Ладно, это еще одна большая проблема в той куче, которую мне предстоит решить.

– Проблема? Как ты можешь отказаться? – удивленно посмотрел на нее Боб. – Ты хоть знаешь, как много блестящих преподавателей убить готовы за такую возможность! Это не угроза, просто я имею в виду, что это важно, Иден. Знаю, Роберт