Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф
– Мам, ты правда сама хочешь бисквиты доделать? В этом году мы можем не ходить.
Джейн смотрит на меня с тревогой. Они с Джозефом собираются за рождественскими покупками. Эта традиция – делать покупки в последний момент – зародилась много лет назад, когда из-за дел в «Устричной раковине», переполненной приехавшими на праздники постояльцами, он не мог отправиться по магазинам заранее. Теперь времени у него достаточно (когда ему исполнилось шестьдесят, мы, как и договаривались, закрыли гостиницу, чтобы отдохнуть на пенсии), однако дети по-прежнему с нетерпением ждут возможности вместе прогуляться по украшенным гирляндами и венками магазинам в канун Рождества.
Я качаю головой.
– Нет проблем, еще немного перемешаю и отправлю последний в духовку. А вы идите!
Джейн открывает рот, чтобы возразить, но я настаиваю:
– Идите, я справлюсь!
С некоторым колебанием они собираются и уходят, мельтеша шарфами, варежками, пуховиками и обещая скоро вернуться.
Как только они исчезают за порогом, я выливаю тесто в смазанную маслом форму для бисквита. Для приготовления потребуется около часа. На всякий случай, вдруг забуду, записываю, во сколько они ушли. В последнее время мне помогают подобные вещи. Джозеф подсказал. Он вообще полон идей, как облегчить мне жизнь. Надо писать напоминалки, наклеивать надписи на фотографии, составлять перечни. Это все, конечно, прекрасно, но все равно слова подбирать с каждым разом все сложнее.
Устала мешать. Нужно успеть отдохнуть. Скоро приедут Томас и Энн. Тони с Рейн съездят поздравить его родных и тоже к нам. И Коннор с детьми придут. После нашего с Вайолет разговора я заметила между ними проблески прежней нежности: не дожидаясь просьбы, они передают друг другу масленку за ужином или между делом смахивают друг другу ворсинку со свитера. В их браке есть любовь, но любовь – это еще не все, что нужно. Надеюсь, что ей помог мой рассказ. Что, услышав, какой потерянной я была когда-то, она обретет опору и сможет воссоединиться с Коннором. Хорошо, что Вайолет отличается от меня в одном важном аспекте: ее можно направлять, давать советы, менять ее точку зрения в ходе бесед, она способна учиться, наблюдая за другими. Джейн в этом больше похожа на меня. Мы никого не слушали, никто не мог нас уберечь от ошибок. Мы должны были на своей шкуре почувствовать, каково это – совершить побег.
Джейн и до сих пор не хочет меня слушать. Не приглашает Маркуса в гости, не признается, что они встречаются, идет длинным, извилистым путем, чтобы потом сказать, что добралась до цели сама.
Мы познакомились с Маркусом на студии много лет назад. Еще тогда, во время короткого разговора, она искала предлог, чтобы задержаться, чтобы посмотреть, как он записывает свой фрагмент. Да и он, как только камеры выключились, искал ее взглядом, вытягивая шею, и, когда их глаза встретились, оба расплылись в улыбках. Он искренне поздоровался, с неподдельным интересом поинтересовался нашими планами на обед; их тела напевали одну и ту же мелодию, соединяясь даже на расстоянии.
Она, конечно, о нем рассказывала. В общих чертах я знаю, что он рос с братьями и сестрами в Роксбери, работал военным репортером, увлеченно строил карьеру, путешествовал, никогда не был женат. Но я хочу узнать его поближе и чтобы он узнал нас. Для Джейн это будет важно… потом. Не надо ей ждать так долго, как я, как Мэйлин, чтобы понять: любить кого-то не значит потерять себя, любовь больше дает, чем забирает. Надеюсь, мне хватит времени.
На таймере осталось сорок шесть минут. Тянутся секунды. Подремлю. Они поймут. Лишь бы о бисквите не забыть, нельзя испортить их любимый десерт. Хотя, если что, они тоже поймут. Сейчас всем моим ошибкам находят объяснение, ко мне относятся снисходительно, как к ребенку, который не может удержаться и устраивает беспорядок. Но нет, только не в это последнее Рождество. Засыпать нельзя. Пытаюсь сосредоточиться на своих самых четких мыслях, на Джозефе. Представляю его седые волосы, ноготь на большом пальце, расщепленный посередине из-за соскользнувшего молотка, крепкую, как дуб, фигуру. Меня переполняет чувство вины, когда я вспоминаю, как чуть не сбежала в Бостон. Я думала, что трачу свои годы впустую, а сейчас все бы отдала, чтобы подольше пожить той самой жизнью. Размышляю о нашем решении, обо всем, что мы оставляем, о спорах, которые у нас были по этому поводу. Я настаиваю, что ему не надо этого делать; он упрямо твердит, что не вынесет жизни в одиночестве и что мое решение предопределяет его судьбу. Мое решение… Невозможное, немыслимое. Однако на другой чаше весов тоже неизбежная кончина, просто медленная и изнуряющая. Умереть ведь можно, не только сойдя в могилу. Но в такой вечер, как этот, когда выпал свежий снег, а в духовке стоит бисквит, я почти готова отказаться от своих намерений.
Мысли погружают меня в сон. Когда раздается звуковой сигнал, я пугаюсь, вздрагиваю. Тут же открывается входная дверь, дом полнится гулом голосов и топотом. Пытаюсь вспомнить. Так, семья дома. А что это пищит? Духовка? Я что-то готовила? Я словно пьяна от усталости, однако сопротивляюсь желанию снова погрузиться в сон. Кажется, сегодня какой-то праздник. В прихожей, в гостиной голоса детей и внуков. Вот кто-то распахивает дверь на кухню.
Заходит Коннор, за ним следуют четыре копны рыжих волос. Долговязый Патрик на пороге подросткового возраста, Райан щеголяет жиденькой бородкой, то ли пытается ее отрастить, то ли ему просто лень бриться в колледже. Уверенная в себе и жизнерадостная Шеннон, у которой такая же миниатюрная фигурка, как у Вайолет, и… Так, как зовут старшую дочь Вайолет, девушку с веселым нравом и поблекшими к зиме веснушками на круглом лице? Пытаюсь вспомнить, ищу подсказки… Она еще в колледже или уже закончила? Где она живет? В голове пусто, я в панике ищу имя… Тщетно. Через силу улыбаюсь. Какой же праздник? Рождественский сочельник? Верно, сочельник.
– Мам, у тебя что-то подгорает?
Вайолет бросается к пищащей духовке, рывком открывает дверцу, оттуда валит дым.
– Ой-ой-ой!
Бисквит, бисквит, я совсем о нем забыла. Подгорел сверху. Вайолет ставит его на стол, Коннор распахивает ближайшее окно, и в комнату врывается холодный воздух.
В горле першит, на глаза наворачиваются слезы.
– Да что ж это такое!
